Человек стал спрашивать себя: есть ли во Вселенной кто-то или что-то, наделенное таким же разумом и самосознанием, как я, но обладающее неизмеримо большей властью и способное совладать с превратностями бытия, с которыми я теперь сталкиваюсь? Где его искать? Станет ли некто или нечто моим союзником в борьбе за выживание или врагом? Использует ли ту власть, которой обладает, чтобы помочь мне? Как заслужить благосклонность этого существа? Как приспособиться к присутствию этого «другого»? Как обеспечить себе покровительство этой высшей силы?
Поначалу этот мыслительный процесс принял весьма простую форму. Одинокие, обладающие самосознанием люди заметили, что вокруг них – множество живых созданий, растений и животных, которые существовали совершенно независимо от человеческой жизни, и потому наши древние предки задались вопросом, откуда взялись эти живые существа, а заодно и откуда произошли они сами. Они наблюдали за естественными силами в природе – за речными потоками, за течениями в океанах, за порывами ветра, за теплом Солнца и светом Луны. Должно быть, рассуждали они, за всеми этими вещами стоит некая высшая сила, создавшая их. Не может ли эта сила защитить и их тоже? Каждой из этих вещей люди приписали сущность, которую назвали духом. Дух был невидимым, таинственным, и вместе с тем его действие можно было видеть собственными глазами. Люди задавались вопросом, могут ли они прикоснуться к этой духовной сущности, заслужить ее расположение и наслаждаться ее защитой. Они видели молнию в небесах, слышали гром, чувствовали ветер и дождь, тепло и холод. Не управляет ли всеми этими стихиями дух неба? Благосклонен ли этот дух к людям или, напротив, враждебен? Как склонить его на свою сторону, сделав более дружелюбным? Чем угодить видимому источнику всякой жизни?
Из представления об отдельных духах, обитавших как в природных стихиях, так и в живых существах, возникла древнейшая религия, анимизм – вера в духовные сущности, населяющие все живое. Суть религии сводилась к тому, чтобы не раздражать этих духов, но по возможности умилостивить их, дабы они удовлетворяли наши потребности. Так зародилось понятие о Боге как о сверхъестественной силе, внешней по отношению к нашему миру. Так возник теизм.
Жизнь развивалась и менялась. Менялся и теизм, однако он никогда не выходил за границы изначального определения. Когда люди перешли от охоты и собирательства к более стабильному сельскому хозяйству, теизм принял форму поклонения Матери-Земле, из чрева которой вышла жизнь, чтобы поддержать борьбу за существование. В тот период в теизме появились женские черты. Затем сверхъестественные духи стали мыслиться как своего рода семейство божеств или высших существ, населяющих политеистическую вселенную. Еще позже эти высшие силы, иногда именуемые богами, представлялись организованными по аналогии с земными стандартами племенной жизни – с четкими разграничениями полномочий и функций и наличием верховного божества, управляющего низшими духами. Именно тогда в человеческое воображение проник образ небесного двора во главе с Зевсом и Герой, или Юпитером и Юноной. Еще позже патриархат окончательно вытеснил женское начало, а теизм превратился из мира множества духов в почитание одного-единственного божества, которое, подобно вождю племени, управляло миром. Сначала это была расширенная версия племенного божества, охраняющего только свое племя, избранный народ, а затем оно переросло в представление об универсальном Боге, правящем всей Вселенной.
Тем не менее в каждом из этих образов теистическое понятие о Боге не только сохраняло устойчивость, но и неизменно приветствовалось и всегда оставалось неизменным. Бог, исходя из возникшего понимания, определялся как «существо, наделенное сверхъестественной властью, находящееся вне этого мира и способное вторгнуться в мир через посредство чудес, чтобы благословлять, наказывать, осуществлять божественную волю, отвечать на молитвы и прийти на помощь слабым беспомощным людям». Как только эта теистическая идея божества утвердилась, тревога уменьшилась – ведь именно она в первую очередь и побудила людей создать образ теистического божества. Теперь, рассуждали люди, есть существо помимо нас, могучий защитник, способный оградить нас, сознающих собственную уязвимость. Для того чтобы превратить теизм из механизма приспособления в религиозную систему, оставалось только определить, что нравится этому божеству, как снискать его расположение или избежать его гнева, а главное, как заручиться божественной помощью в борьбе за существование. Едва встал этот вопрос, как религиозные системы, специально созданные для достижения указанных целей, возникли одна за другой. Жизнь людей отныне, в общем и целом, определялась как религиозная. Взгляните на любую религиозную систему, и вы увидите: в ней два раздела. Первый: как правильно поклоняться Богу, чтобы заслужить его милость? Второй: как правильно жить и вести себя, чтобы получить одобрение Бога? Уже потом, в более формальной религиозной обстановке, их нарекли нашими обязанностями к Богу и ближнему, что запечатлено в еврейской традиции в облике десяти заповедей, данных на двух скрижалях Завета.
Но безопасности окончательно не достичь, пока религиозная система не уверит в том, будто обладает некой окончательной истиной в форме божественного откровения. Это притязание обычно выражается в одной из двух форм. Или эта истина открыта организации или лицу, которое стоит близко к Богу – например первосвященнику, – или абсолютная воля Бога выражена в некоем боговдохновенном писании, которое лишь представитель Бога может верно истолковать. Именно это притязание на абсолютную истину держит тревогу в узде. В религии нет места относительности: она неизменно ведет все к той же изнуряющей, первородной тревоге. В рамках такой системы настоящей безопасности не обрести, если усомнишься в действенности своих систем защиты. Так возникла идея всемогущего Бога, который следит за нами и защищает нас. Мы обретаем милость Бога через правильное вероисповедание. Мы угождаем Ему правильным поведением. В горе, в нужде, в болезни, в любой другой беде мы обращаемся к этому Богу с молитвами о помощи и ожидаем ответа. Когда случаются трагедии, мы спрашиваем себя, чем же мы навлекли Божий гнев. Таково значение и наследие теизма, ставшего доминирующим содержанием любой религии, теистической по сути. Вывод: ни одна наша религиозная система никогда не искала истину – она прежде всего искала безопасность.
Люди воспринимали Бога в свете теизма, и когда в I веке нашей эры некая группа уверилась, что встретилась с Богом в жизни Иисуса, они увидели суть Иисуса в таком же свете – этого было не избежать. Историю Иисуса превратили в рассказ о теистическом Боге, пришедшем спасти нас и вторгшемся в наш мир с небесных высот. Теизм на тот момент выглядел совершенно уместным определением Бога, с которым, как утверждалось, мы встретились в Иисусе. Концепция Боговоплощения, понятая буквально, была и остается богословским языком, призванным передать эту идею. Доктрина Троицы, что претендует на определение реальности Бога, сводит Иисуса и теистическое понятие о Боге в единое целое.
Ни одна наша религиозная система никогда не искала истину – она прежде всего искала безопасность
Чтобы вторгнуться на нашу арену, войти в нашу жизнь и исправить положение, Богу требовался путь – и мы создали некую посадочную площадку, готовую принять божество. Такой площадкой, по мнению христиан, стало непорочное зачатие. Свершилось чудо, теистический Бог обрел человеческую плоть и пребывал среди нас. Пока Иисус (в том виде, в каком его описывали) пребывал на земле, он мог делать все, что люди ожидали от Бога, ибо сам был Богом в человеческом облике. И витали истории, где Иисус усмирял бурю, шел по воде, умножал хлебы, исцелял больных и даже воскрешал мертвых. Если люди могли угодить Богу, которого, по их утверждению, встретили в Иисусе, то этот Бог, все еще теистический по своей природе, слал им свое благословение, отвечал на их молитвы, вмешивался в ход их истории и, наконец, принимал их после смерти в жизнь вечную, раз и навсегда преодолев наш страх, вызванный конечностью бытия.
