Извечная тревога, в ответ на которую и развилось теистическое понимание Бога, до сих пор действует в большинстве традиционных форм христианства. Религиозные системы обычно меняются крайне медленно. Теизм по-прежнему стремится придать значение жизни, ответить на наши вопросы относительно бытия и самосознания и умерить беспокойство по поводу нашей смертности обещаниями вечной жизни. От огня тревоги, порожденной самосознанием, нас оберегает заградительный вал религии, и нас вполне устраивает, а то и радует жизнь с теистическим понятием о Боге, которое мы же и создали. Теизм – не Бог, а лишь одно из человеческих определений Бога. И это важная разница.
Поэтому наши вопросы об Иисусе должны принять кардинально иное и новое направление. Какой опыт пытались передать его ученики, когда множеством различных путей заявляли, что в человеке Иисусе им открылся теистический Бог? Действительно ли умирающий теизм – единственный способ придать смысл их опыту познания Бога? Можем ли мы удалить из сознания теистическое восприятие Бога и все еще считать себя верующими? Можем ли мы снять теистические наслоения с жизни Иисуса и по-прежнему оставаться христианами? На мой взгляд, это возможно, и более того, у нас нет никакой альтернативы, если только мы хотим вести христианскую жизнь в XXI веке. Вот почему в предыдущих главах нам пришлось отделить миф об Иисусе от Иисуса истории. Вот почему нужно было исследовать самые ранние образы, в контексте которых он понимался. И именно потому мы должны теперь отделить Бога, понятого в теистических терминах, от опыта Бога, который приписываем Иисусу. Вот прозрение, которое я намерен развить.
Следующий шаг в обнаружении подлинной сути Иисуса – разбивать кривое зеркало богословского языка, которым мы его окружили, до тех пор, пока оно не упадет мириадами осколков к его ногам. Лишь после этого, в новом свете, Иисус для неверующих войдет в наше сознание и принесет с собой новое представление о том, что значит быть человеком. И тогда мы сможем спросить, нес ли теизм хоть когда-то благо для человечества. Неужели выживание и жизнь – и правда одно и то же? Мы ответим на этот вопрос по мере пути.
21 Истоки религиозной свирепости
Начавшее отмирать представление о Боге – оно точно Шалтай-Болтай: «Вся королевская конница, вся королевская рать не может… Шалтая-Болтая собрать!»
Традиционный способ, которым мы рассказываем историю Иисуса, делает из Бога чудовище, из Иисуса – жертву, а из нас – злобных людей, которые должны быть вечно благодарны, а значит, безнадежно зависимы.
Признаки смерти теистического понимания Бога налицо. Многие не хотят их замечать, считая, что альтернативы нет и лучше жить в иллюзии, чем взглянуть в лицо реальности. Но это не сработает. Начавшее отмирать представление о Боге – оно точно Шалтай-Болтай: «Вся королевская конница, вся королевская рать не может… Шалтая-Болтая собрать!»
Да посмотрите вокруг! Мы уже не считаем цунами, ураганы или засуху желанием сверхъестественного Бога наказать злодеев. Не толкуем болезни словно кару разгневанного божества. Мы уже не уверены в том, что Бог воздаст нашим врагам или примет нашу сторону во время войны. Все это мы некогда приписывали теистическому Богу, но теперь объясняем без всяких ссылок на сверхъестественную силу вообще. По словам английского библеиста Майкла Гулдера, теистический Бог в наши дни стал «безработным». У этого Бога «просто не осталось никаких настоящих дел, чтобы ими заняться»
[65].
Впрочем, теистические образы все еще используются на литургии, в проповедях и гимнах, хотя слушателям они все менее понятны. Попытки взглянуть на Иисуса вне теистических моделей встречают в духовных кругах яростное сопротивление. Возможно, как я указал выше, причина столь странной и иррациональной реакции – то, что мы не знаем никакого другого способа говорить о Боге. Мы опасаемся, что, отвергнув теизм, окажемся перед бездной. Наш разум, как кажется, не в силах справиться со всепоглощающей интуитивной тревогой и страхом, как и у наших первобытных предков. Множество форм религии – не более чем культурно обусловленные проявления страха перед небытием. Именно поэтому люди впадают в истерику, когда теизму бросают вызов.
Сегодня в христианской Церкви все больше людей, которые понимают, что уже не могут притворяться, будто эти образы заслуживают доверия и лгать себе самим. Они больше не хотят, чтобы их религиозная жизнь напоминала игру в шарады. Признаюсь, я сам из таких. Я знаю, что должен либо выйти за рамки теистических моделей прошлого и найти новый способ говорить о той высшей реальности, которую называю Богом, и соприкасаться с ней, либо честно признать, что я живу в безбожном мире. Другого выбора нет. И следующий шаг в моем поиске Иисуса вне религии – радикально разъединить Иисуса и теизм.
Менять религиозные представления всегда легко. Чтобы покинуть насиженное место, требуется нечто большее, чем просто заявление, что оно уже непригодно и бесплодно. Люди не оставляют религиозных «островков безопасности», пока их не побуждает к тому веский мотив. Сперва надо еще доказать, что без изменений будет реальный вред. И в свою поддержку хочу указать на два очевидных обстоятельства, доказывающих, что, продолжая жить с утратившими всякое правдоподобие теистическими представлениями, мы сами себе вредим. Во-первых, теизм как способ понимания Бога, на мой взгляд, в действительности принижает нашу человечность. Во-вторых, он порождает беспорядочный и разрушительный религиозный гнев. Облекая эти мысли в слова, я надеюсь вызвать у читателей стремление выйти за пределы традиционного теистического понимания христианства и смело отправиться к новой, пока еще неведомой земле.
Следующий шаг в моем поиске Иисуса вне религии – радикально разъединить Иисуса и теизм
По моему убеждению, всю суть христианского благовестия можно свести к словам, приписанным Иисусу в четвертом Евангелии: «Я пришел, чтобы жизнь имели и в избытке имели» (10:10). Если (как я в том уверен) жизнь в избытке – основная цель христианства, то нам следует судить обо всех современных его проявлениях по их способности обогатить человеческую жизнь, а в случае неудачи постараться понять ее причину.
Отмечу для начала: где-то девятнадцать веков официальное христианство вполне безбедно жило с предрассудками на основе пола, расы и сексуальной ориентации. Но с началом XX века христианство резко пошло на спад, сначала в Европе, а затем и в США. Влияние на умы в значительной степени перешло от официального христианства к энергичному, постоянно крепнущему светскому гуманизму. Этот секулярный дух одно за другим разбивал предубеждения, к которым христианство за долгое время уже приноровилось, отчего XX век стал самым драматическим столетием в истории во всем, что касалось прав человека.
Женщины первыми подорвали общественный строй и потребовали равенства в праве голосовать, перед законом, в образовании, труде, профессиях и даже в вооруженных силах. Затем был сломан хребет расизму, когда отменили сегрегацию и для чернокожих американцев открылась дверь к вершинам в социальной, политической и деловой жизни Америки. Наконец, во второй половине XX века, гомосексуалы и лесбиянки, перестав скрываться, потребовали и добились равенства и признания. Я не хочу сказать, что после XX века сексизм, расизм или гомофобия полностью исчезли, однако именно в XX веке все эти предубеждения были подорваны, начав длинный и неотвратимый путь к забвению. В истории мира так было всегда: когда предрассудки выносились на открытый суд, как все, что я перечислил, они умирали. Любой оспариваемый предрассудок всегда отмирает, а споры – не более чем стадия умирания.
