У меня есть опыт жизни, далеко превосходящей то, что я в состоянии охватить умом. Стремление прожить ее в полной мере выводит меня за пределы человеческого сознания. Однако я могу уже здесь испытать на себе ее сладость и заглянуть в ее вечность. Когда я делаю это, то вступаю в общение с Источником Жизни, который я называю Богом.
Я не могу объяснить, что такое Бог и каков он, – впрочем, этого не может никто
У меня есть опыт любви как чего-то внешнего по отношению ко мне самому. Я не способен ее породить, но я могу ее получить, а получив, отдать другим. Таким образом, любовь – трансцендентная реальность, которой я могу коснуться и благодаря которой могу измениться сам. Тогда я буду в состоянии вырасти до более глубокого ее понимания и заглянуть в ее источник, который я называю Богом.
У меня есть опыт бытия как того, в чем я сам принимаю участие, однако мое собственное бытие даже близко не подходит к тому, чтобы исчерпать содержание самого Бытия. Я укоренен в чем-то, неизмеримо меня превосходящем – неисчерпаемом, безграничном, неразрушимом. Когда я касаюсь Основы этого бытия, то касаюсь того, что я называю Богом.
Именно через расширенное благодаря этим трансцендентным переживаниям сознание я смотрю на Иисуса из Назарета и утверждаю: в его жизни я обретаю тот смысл, который вкладываю в слово «Бог». Моя точка зрения на Бога – и даже на того Бога, которого я встречаю в Иисусе, – просто субъективное описание того, что, как я сам верю, является объективной реальностью.
Я стремился понять Иисуса как разрушителя барьеров, того, кто призывает людей выйти за пределы их систем безопасности. В его жизни было место признанию той действительности, что страх подавляет волю людей, заставляет их воздвигать вокруг себя стены, порождает предрассудки и создает религиозные системы, обещающие безопасность охваченным хронической тревогой людям. Пройти путь Христа – значит найти силы выйти за рамки любых оберегающих систем, любых религиозных форм, которые связывают человечество, чтобы войти в мир новой человечности, мир без религии. Это значит искать божественное не извне, но в самом глубинном измерении человеческого бытия. Это значит войти в сферу божественного лишь тогда, когда мы получаем свободу отдать себя до конца. Это значит перестать гадать о том, кто или что есть Бог – но своими поступками показывать, что такое Бог. Это значит созерцать полноту человечности Иисуса и видеть в нем присутствие божественного начала. «Бог был во Христе» – вовсе не доктрина, подводящая к теориям Боговоплощения и Троицы. Это утверждение присутствия, которое приводит к цельности, новому творению, новому человечеству и новому образу жизни.
Теперь возьмем этот опыт Бога – опыт, приводящий к цельности – и в его свете еще раз взглянем на историю Распятия. Насильственный характер казни при этом не умаляется: распятие было самой жестокой карой в крайне жестоком мире, однако портрет Иисуса, нарисованный авторами Евангелий, открывает нам глаза на большее, чем наше благочестие когда-либо было способно себе вообразить.
Для меня не имеет значения, сколь исторична любая из деталей истории Креста. Я сам давно убедился в обратном, поскольку, как я уже предположил выше, Евангелия – документы литургического характера, основанные не на рассказах очевидцев, а на древнееврейских источниках. Однако они содержат память об Иисусе из Назарета – портрет, который я до сих пор нахожу поразительным.
Взгляните для начала на рассказ об Иисусе, которым мы еще и сегодня начинаем Страстную неделю. Иисус торжественно входит в Иерусалим. Воздух пронизан весельем и ликованием. Вокруг толпа. Мессианский символ, заимствованный у Захарии, очевиден (Зах 9:9–10).
Он стал царем, но без символов власти. Маркус Борг и Джон Доминик Кроссан в своей книге «Последняя неделя»
[88] (“The Last Week”) проводят контраст между этой процессией и процессией Пилата, который в это же время приезжает из Кесарии Приморской в Иерусалим подавить в зародыше любое восстание, которое могло вспыхнуть на Пасху. Представитель власти не ездит на осле! Представитель власти – при оружии! Евангелия говорят нам, что многие люди расстилали перед Иисусом свои одежды, а другие махали зелеными ветвями, срезанными в полях. Повсюду разносятся торжествующие крики: «Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!» (Мк 11:1–10). Авторы Евангелий безошибочно передают мессианский пыл, охвативший толпу. Люди хотят короновать Иисуса. От такой риторики у кого угодно пойдет кругом голова, ведь нет ничего обольстительнее для неуверенных в себе человеческих существ, нежели сладкий наркотик людской хвалы. Однако Иисус, цельная личность, не поддается соблазну. Он знает, кто он; ему не нужно признание толпы, чтобы ощутить свою полноценность. Не повернув головы, он едет дальше.
Шествие Иисуса идет беспрестанно всю неделю – так представляют эти быстро летящие дни авторы Евангелий. Сначала оно вьется по дороге в Вифанию, а затем обратно в Иерусалим, в Храм, где происходит столкновение. Храм очищен: отныне он не должен быть притоном разбойников, поддерживающих официальные религиозные институты, но станет домом молитвы для всех народов. Никакие барьеры не должны отделять людей от вездесущего Бога, который пронизывает всю Вселенную и которого не ограничить никакими рукотворными святынями, якобы заключающими всю полноту Бога в себе.
Напряжение нарастает. Звучит притча, где религиозные власти хотят убить сына хозяина виноградника. Это слишком близко к истине: власти чувствуют угрозу. Согласно Марку, отвергая Иисуса, религиозные лидеры, уверенные в том, что выступают от имени Бога, преуспели лишь в том, чтобы сделать из Иисуса новый краеугольный камень, на котором можно воздвигнуть новое строение.
Затем Иисус бросает вызов ограничениям и правилам, установленным его собственной религиозной традицией. По его мнению, все они связывают нашу человечность и ни один не способен принести свободу бытия. Кто с кем состоит в браке на небесах? Воскреснут ли мертвые? Какова самая главная заповедь? Иисус парирует все подобные вопросы. Он затрагивает совершенно иное видение: земные законы неприменимы к небесам. Бог не есть Бог мертвых, но живых. Любовь – суть всех заповедей. «Сын Давидов» – не определение жизни Христа. Истинная религия не приводит к статусу. Твоя жизнь прямо связана с тем, кто ты есть. Лжехристы и ложь о Христе явятся в изобилии. Установленные религией правила нужно превзойти. Бог не в силе, но в бессилии. Всегда бодрствуйте: Господь Бог приходит в жизнь нежданно. Бог есть одна бескрайняя, освобожденная любовь. Вот великая весть, высказанная и прожитая человеком Иисусом из Назарета – в том виде, как люди стремились его запомнить.
Сразу после этого драма, словно подчиняясь высшей неизбежности, переходит к смерти Иисуса. Женщина помазывает его перед погребением. Предательство совершено. Пасха приготовлена и съедена. Преломленный хлеб и налитое в чашу вино символически предвещают его изувеченное тело и пролитую кровь. Изображена слабость учеников: они хвастаются, засыпают, убегают и, в конце концов, отрекаются от него. Иисус арестован. Он совсем один. Он обречен. Его жизнь близится к концу. Но обратите внимание на то, как евангелисты рисуют его смерть. Он был предан, но любил предателя. Он был оставлен, но любил тех, кто его бросил. Его аресту пытались воспротивиться, но он потребовал от защитников убрать мечи. Он был ложно обвинен, но хранил молчание перед лицом обвинителей. Он и не думал защищаться. Даже когда над ним издевались и подвергли пыткам, он любил тех, кто над ним насмехался. Он любил своих палачей. Его бичевали, но он любил тех, кто бил его кнутом. От него отказались, но он любил того, кто от него отступился. Его распяли, но он любил своих убийц. Ничто – не враждебность, ни отвержение, ни издевательства, ни смерть – не способно было умалить его человечность.
