Кастиэль кивнул в ее сторону:
– Оливия Крам. Суррогатная мать.
Глава 17
Прошло меньше десяти минут, после того как Гэри Атертон приглушил свет в просторной родильной палате 3С «Центра материнства Ловеринг» и сел в мягкий шезлонг, предназначенный для молодых отцов. Рядом в кровати с поднятой верхней половиной спала измученная жена, а на ее груди – их новорожденный ребенок. Свет проникал сюда только из коридора – дверь была приоткрыта совсем немного, чтобы молодая семья могла отдохнуть и набраться сил после утомительного дня. В глубине комнаты, вокруг кровати и шезлонга, стоял полумрак, звуки постоянно бодрствующего центра превращались в убаюкивающий белый шум.
Повернув голову к жене и ребенку, приятно утомленный Гэри улыбнулся и уснул. Им с женой – молодым родителям! – уже посоветовали выкраивать для сна каждую минутку. Плач голодного, испачкавшего подгузник или заскучавшего младенца не позволит наслаждаться спокойными ночами и долгими часами безмятежного сна. В лучшем случае через несколько часов юный Габриэль Атертон поднимет мать и отца криком – таков уж родительский долг, но пока все трое крепко спали.
За полупрозрачными тенями вокруг кровати и кресла, в дальнем конце комнаты, около шкафа, куда Гэри поставил сумку с одеждой, книгами и прочими нужными вещами, ждала темная неподвижная фигура.
Всклокоченные волосы скрывали бледное лицо. Она стояла в углу, слегка пригнув голову и сложив когтистые руки на выпуклом животе. Когда дыхание отца стало глубже, она неслышно и плавно скользнула вперед и остановилась между мягким креслом и больничной кроватью. Порыв наброситься на мужчину подавляла более насущная нужда. Вместо того, чтобы вонзить когти в его живот, она склонилась над кроватью и позволила свалявшимся волосам соскользнуть с задней поверхности шеи, обнажая скользкую пульсирующую дыру в затылке.
Странное отверстие собралось складками и набухло, выпустив тонкое подрагивающее щупальце. Оно безошибочно пробралось по одеялу к груди матери. Когда щупальце оказалось у цели, его кончик раскрылся, обнажив кольцо крохотных зубов, как у миноги, покрытых густой прозрачной жидкостью. В следующую секунду они аккуратно вонзились в шею младенца. Когда жидкость обезболила нежную кожу, узкие зубы глубже проникли в плоть новорожденного. А потом щупальце, пульсируя и сокращаясь, начало сосать, питаться…
Кто-то постучал в тяжелую деревянную дверь.
Убаюканная процессом питания, темная фигура отреагировала не сразу. Потом повернула голову к двери. Полоса света из коридора расширилась, прогоняя тени.
– Простите, ребята, – в комнату вошла молодая медсестра. – Я просто хотела узнать, не нужно ли вам?..
Забыв свой вопрос, медсестра застыла, таращась на фигуру, а ее разум пытался осознать, что она видит. Нечто, явившееся из ночного кошмара… Она пронзительно закричала, лихорадочно нащупывая выключатель.
Темная фигура перестала кормиться. Щупальце вернулось в отверстие в шее гораздо быстрее, чем покидало его. Если перед кормлением незваная гостья скользила вперед, то теперь она метнулась назад, стремительнее, чем позволили бы человеческие ноги, и скрылась в самом темном углу.
Когда медсестра нащупала выключатель и включила свет, фигура исчезла – дальний угол был уже не темным, но пустым.
* * *
Медсестра Мэгги О’Брайен стояла в дверях, прижав ладонь ко рту. Она не была уверена, что не закричит снова. Если бы в залитом светом углу что-то стояло, она бы закричала, это уж точно.
Но одного вопля было более чем достаточно, чтобы разбудить всю семью Атертонов – и мать, и отца, и ребенка. Гэри подскочил, будто его ударили током, готовый действовать. Дениз, однако, едва пошевелилась – только напряглась всем телом и обняла ребенка. Вслед за медсестрой малыш Габриэль решил, что крик – отличная идея, и завопил во всю силу младенческих легких.
Движимая материнским инстинктом, Дениз попыталась успокоить сына: обняла его и принялась покачивать, шепча ласковые слова на ухо.
– Что, черт возьми, стряслось? – спросил встревоженный Гэри, тряся головой, чтобы прогнать остатки сна.
Мэгги понимала, что он чувствует: он услышал, как кричит медсестра, но оказывается, ничего не случилось. Однако она все еще не пришла в себя и не могла объяснить, что именно видела. Прижав руку к груди, в которой отчаянно колотилось сердце, Мэгги пыталась восстановить дыхание. Свободной, все еще дрожащей рукой она указала в дальний угол комнаты.
– Вы видели?!. Я видела… не знаю, что!.. Это было… было ужасно!
Гэри оглянулся, но там уже ничего не было, и, недоуменно пожав плечами, он вопросительно посмотрел медсестру.
– О чем вы говорите?
– Его уже нет. Но около кровати что-то было, оно стояло над Дениз и малышом.
Она говорила медленно, стараясь облечь беспорядочные мысли в слова, которые сохранят за ней репутацию здравомыслящей и компетентной медсестры родильного отделения. Но как описать странное создание, которое выглядело, как женщина, но не было женщиной… и вообще человеком, ли змееподобный отросток, торчащий из ее шеи?
На шум с поста прибежали медсестры Нэнси Догерти и Дженис Акино и стали задавать те же вопросы, что и Атертоны. Простых ответов на эти вопросы не было.
– В комнате кто-то был, – твердила Мэгги. – Когда я заглянула сюда, то увидела, что там… кто-то стоит.
– Часы посещений закончились, – напомнила Нэнси Догерти. – Если это была не одна из нас, кто тогда?
– Не знаю, – Мэгги все еще боялась переступить порог.
А что если она… оно… вернется за ней, единственной свидетельницей?
– Она стояла возле кровати. Но потом услышала мой голос и… убежала в угол до того, как я включила свет.
Она вспомнила, как странно незваная гостья двигалась назад: как будто не сделала требуемое количество шагов от кровати до угла, а просто пожелала, чтобы ее тело заскользило по полу.
– Женщина? – спросил Гэри.
– Думаю, да, – отозвалась Мэгги. – Но я не… Я не уверена. Было темно…
Она не могла рассказать правду и понимала, как неубедительно звучит ее объяснение. Она хотела сказать, что не уверена, был ли увиденный ею силуэт человеком. Но как можно было заявить такое вслух при пациентах и коллегах?
При всей неуверенности Нэнси Догерти решила обыскать комнату. Она открыла дверь в маленькую кладовку – очевидно слишком маленькую и тесную, чтобы вместить взрослую женщину – потом пересекла комнату и заглянула в шкаф, предназначенный для вещей пациентов, где обнаружила куртку и сумку Гэри, но ничего зловещего. Повернувшись к Мэгги, она развела руками и пожала плечами. В родильной палате было исключительно мало тайных уголков.
Наконец, Нэнси встала на колено и заглянула под регулируемую кровать, из-за чего Мэгги ощутила себя маленькой девочкой, боящейся темной спальни. Не догадываясь об ущербе, причиненном самооценке Мэгги, Нэнси весело объявила: