– Никого!
Мэгги пришлось признать, что дело не в ней или ее уязвленном самолюбии. Непринужденные поиски были призваны успокоить и ободрить взволнованных родителей – сама Мэгги в ее нынешнем состоянии не смогла бы сделать подобное. Хотя бы из-за этого она порадовалась приходу Нэнси.
Дженис взяла Мэгги за руки.
– Ты же сказала, что свет не горел, – напомнила она. – Я уверена, это просто была игра теней и света.
– Конечно… ты права. Ты наверняка права.
Мэгги ее слова не убедили, но она не хотела ставить свою репутацию под еще большую угрозу, настаивая на невероятном объяснении.
Она ожидала, что Атертоны напишут жалобу на ее поведение и без отягчающих обстоятельств, но Нэнси и Дженис явно помогли сгладить неловкость. Габриэль успокоился, только тихо прерывисто всхлипывал, снова погружаясь в сон.
Когда другие медсестры вышли из комнаты, Мэгги обратилась к Атертонам.
– Я прошу прощения за то, что напугала вас и разбудила ребенка. У меня была двойная смена, и, должно быть, я устала сильнее, чем думала. Я уверена, сестра Акино права. Это были просто тени.
Гэри и Дениз кивнули, и она вышла в коридор. Кажется, они больше беспокоились о том, удастся ли снова уложить Габриэля, чем о том, что его разбудило. Это был лучший вариант, на который могла надеяться Мэгги – возвращение к обычному ходу вещей. Вероятно, утром ей придется разбираться с последствиями своей невольной реакции. Но она не могла ничего поделать – она это видела… Или ей показалось, что видела.
Сгорая от стыда, она привалилась к стене. Она едва держалась на ногах, руки дрожали. Она начала сомневаться в том, видела ли что-то на самом деле, однако страх, который она испытала, продолжал течь по венам.
Едва она успокоилась, как в коридоре появилась доктор Хартвелл с выражением профессиональной озабоченности на лице.
– Здравствуй, Мэгги, – поздоровалась она. – Как ты?
– Нормально, – соврала Мэгги, попыталась улыбнуться, думая, что улыбка, наверняка, настолько же ужасна, насколько ужасно она себя чувствовала.
Доктор Хартвелл кивнула.
– Я слышала от других медсестер… странную историю о тебе и Атертонах.
– Атертоны не при чем, – призналась Мэгги. – Дело во мне.
– Все в порядке?
– Сейчас? Думаю, да. Надеюсь, что да.
– Так что же произошло?
– Я… переполошила Атертонов.
– Закричала?
– Да, – Мэгги снова стало очень стыдно. – Атертоны спали, малыш тоже. А я их разбудила… Да еще так внезапно.
– Хочешь об этом поговорить?
– О, вероятно, это не очень хорошая идея…
– Сформулирую иначе, – проговорила доктор Хартвелл. – Расскажи мне, что произошло.
Выдавив еще одну слабую улыбку, Мэгги ответила:
– Вы меня после этого в психиатрическое отделение отправите.
– Уж позволь, я сама решу.
– Ну, я пошла посмотреть, как у них дела, – начала Мэгги. – Узнать, не нужно ли им чего. Свет был приглушен, но я видела все достаточно хорошо. Или думала, что видела. Гэри был в кресле, Дениз на кровати, а ребенок у нее на груди. Все спали.
– Продолжай.
– Но мне вдруг показалось, что в комнате кроме них есть что-то еще…
– Ты имеешь в виду, кто-то еще?
– Да. Кто-то, – повторила Мэгги, хотя ее первые слова были более точными. – Там была женщина в лохмотьях с длинными жидкими волосами… – Она глубоко вздохнула. – Но это еще не все…
Доктор Хартвелл держала в руках планшет с картой пациента, и, когда Мэгги стала описывать незваную гостью, прижала планшет к груди. Мэгги понимала язык тела и увидела, что доктор Хартвелл не верит ей, отгораживается от ее слов. Обескураженная, осознающая, что самая невероятная часть истории еще впереди, Мэгги продолжила:
– Сзади из ее шеи что-то торчало. Что-то вроде трубки. И оно словно… тянулось к ребенку.
– Трубка? – нахмурилась доктор Хартвелл. – Медицинское оборудование?
– Что-то странное, – возразила Мэгги. – Я видела только мельком.
– Это все?
– Это было так странно и… неестественно…
«Я чувствовала, что это зло, но как об этом сказать?»
– Я испугалась. И, кажется, закричала.
– Кажется?
– Я закричала, – грустно повторила Мэгги. – Это был рефлекс. Не могла удержаться.
– Разумеется, – кивнула доктор Хартвелл. – А потом?
– Я включила свет, чтобы разглядеть получше, и… его уже не было.
– Оно исчезло?
– Звучит безумно, да? Наверное, как предположила Дженис, просто необычные тени. Но в те несколько мгновений, пока не зажегся свет, я могла поклясться, что оно… Она стояла между Гэри и Дениз. Не знаю, как объяснить… Я испугалась. По-настоящему испугалась… за ребенка.
Доктор Хартвелл снова кивнула.
Мэгги была убеждена, что ей никто не верит. Едва ли она сама поверила бы, если бы Нэнси или Дженис рассказали что-нибудь подобное.
«Нужно самому это видеть, – подумала она, – Иначе не поверишь».
Но следующие слова доктора Хартвелл стали для нее полной неожиданностью:
– Давайте-ка осмотрим ребенка.
Глава 18
Утром Сэм, Дин и Кастиэль вернулись на место первого убийства – в дом Холкомбов. Сэм и Дин ехали в «Импале», Кастиэль следовал за ними в «Линкольне» на случай, если придется разделиться. Дин переключал радиостанции, пока не наткнулся на ту, где Ramble On завершала подборку «Led Zeppelin». Когда Дин свернул к обочине, Сэм заметил перед домом синий «Додж Рэм 1500», который выглядел так, будто проводит в гараже столько же времени, сколько и в дороге. Двери украшали синие наклонные буквы на белом овале – логотип фабрики Варгуса.
– Очень вовремя, – заметил Дин.
Они как раз собирались поговорить с Салли о новой работе, которую ее муж получил в этой компании. Нужно было подтвердить или опровергнуть связь между Холкомбом и оставшимся без работы отцом Эйдана Даффорда. Похоже, им выпала возможность расспросить самого Стэнли Варгуса, а не полагаться на информацию, полученную из вторых рук – от Салли.
Для второго визита Дин и Сэм оделись попроще, но Кастиэль как обычно, был в костюме и плаще. Он был больше похож на агента ФБР, но Винчестеры шагали впереди. Дин нажал на кнопку звонка, Сэм отступил в сторону. Мэри, бабушка Салли, пригласила их в дом.
Салли выглядела странно рассеянной, но была уже спокойнее, чем раньше. Она сидела на диване, между Рамоном и высоким мужчиной с копной густых черных волос, в джинсах, джинсовой рубашке и поношенных рабочих ботинках. Мужчина держал за длинное горлышко бутылку рутбира – на журнальном столике стояла картонная упаковка на шесть бутылок.
