В груди что-то странное копошится. Жжет приступами.
Совершая медленный глубокий вдох, пытаюсь отсеять зерно истины в этих ощущениях. Да не получается. Непривычно это, но решительно не стоит той концентрации, которую я спускаю на девчонку. Существуют вещи глобальнее и важнее.
Катерина не позволяет лечь спать голодным. Дожидается и, едва вхожу в кухню, принимается разогревать ужин.
— А панночка сегодня снова отказалась от еды, — докладывает, пока я ем. — Отнесла ей в спальню, так она ни к чему не притронулась. Я уж звонить не стала, предположила, что вы быстрее вернетесь…
— Собери что-то. Отнесу.
Спокойно заканчиваю и, прихватив поднос с едой, поднимаюсь на второй этаж.
Что за невыносимая девчонка? Почему все должны с ней нянчиться? По поводу еды был у нас разговор уже не единожды. Относил ей, предупреждал, что в следующий раз на заднице неделю сидеть не сможет. Но, нет же. Как и со всем остальным — лишь бы против пойти.
Мне нахрен не нужно, чтобы я как пёс ей жратву по ночам таскал. Но и чтобы она из-за своего упрямства в жердь превратилась, тоже не хочу. Она же дурь отчаянная — сдохнет мне назло.
На волне этих мыслей, по дороге в спальню, скопленная за день усталость чудесным образом рассеивается. Взмывает под глотку раздражение, а следом и вовсе — жгучая ярость. Та самая — особенная, которая обнаруживается во мне только на Юлю. Кровь по жилам бурлит, распирает их и накаляет огнем тело.
Из-за хронической занятости последние неделю-полторы на многое глаза закрывал. Списывал ее неосторожные порывы на переживания. Да никак она не оправдывает этих поблажек. Наглеет только больше. Сама же нарывается: то голос повышает, то молотит чушь всякую.
Больше всего бесит, что нихрена она с первого раза не усваивает. На импульсе делает, что в голову взбредет. Забывает обо всем, что вдалбливаю ей с исключительной терпеливостью.
Просил жрать нормально — и вот ответ. За день две кружки чая и один бутерброд, который, ввиду этих ее «антимясных заморочек», отнюдь не сытный. От Макара знаю, что в городе она тоже ничего не ела.
В спальне черно, как в страшной сказке. Лишь полоса света из коридора дает мне возможность передвигаться. Уже не испытываю удивления. Помню, что Юля любит спать именно в такой беспросветной темноте.
Оставляю поднос на столике и направляюсь к кровати, чтобы зажечь настольную лампу и растормошить спящую принцессу.
Едва желтый свет пожирает густую черноту, в спину меня ударяет ледяной волной.
Постель заправлена. Юли нет.
Глава 19
Я открою тебе самый страшный секрет…
© Наутилус Помпилиус «Матерь Богов»
Сауль
Ее нет два дня. Телефон отключен. Местоположение определить не удается.
Первые двадцать минут, в течение которых я совершаю звонок за звонком, попутно ломая голову, предполагая, где она, мать ее, может быть — самые мрачные. Жжение в груди усиливается. Прорывает огнем, словно воспалившаяся гнойная рана. Пульс в висках долбит, будто молот по наковальне. Бросает то в жар, то в холод.
Абстрагируюсь. Только вот получается далеко не сразу.
Камеры засняли, как Юля покидала территорию. Просматривая видеозапись, охренела вся охрана, и я в том числе, когда увидел, как ловко девчонка перемахнула забор в два с половиной метра.
— Сауль, ты меня прости, конечно, но я еще такой подорванной бабы не встречал, — выдает Макар, сплевывая прямо на пол постовой.
— Как пропустили? — после сдержанного бесшумного выдоха рублю на эмоциях матом. — Я вас, сука, спрашиваю, куда вы, блядь, смотрели? Полтора десятка лбов! Куда вы, блядь, смотрели???
— Время ужина, — вставляет Сеня.
— И что? На посту кто был?
— Артурчик, — неохотно докладывает Назар, отводя взгляд в сторону.
Переключаюсь на упомянутого парня.
— Там мангальная… — начинает он оправдываться. — Темно было… Промелькнула, видимо. Недоглядел. Девчонка удачное место выбрала.
— Хочешь сказать, она умнее тебя?
Под напором Артур захлебывается собственной слюной и начинает натужно кашлять.
— Сауль, я, конечно, признаю свою вину, — говорит все еще сдавленно. — Но я не предполагал что-то подобное… Обычно следим, чтобы к нам кто не пролез, а не от нас.
Тут он, безусловно, прав. Но легче от этого не становится. Проблема не решается.
Юля, Юля… Мать твою…
Не с собаками же ее искать. Кипиш поднимать и привлекать лишнее внимание — последнее дело. Если что случится… Если попадет в чьи-нибудь ушлые лапы… Если только кто посмеет тронуть…
Тошнота подступает. Выворачивает наизнанку. Пульс в висках оглушает. В глазах жжет, кажется, что песка швырнули.
Тряхнув головой, гоню прочь черные мысли.
Она — моя. Она — Саульская.
Почему-то именно это крутится в сознании практически непрерывно. Оно и успокаивает, и вместе с тем еще больше расшатывает самообладание.
Юля не просто Архангельская, не просто часть стаи. Она, по сути, часть меня. Она — Саульская.
Подсунул же Хорол, мать его. Как будто знал, что сыграет на инстинктах. До нее у меня никого не было. А теперь, как бы там ни было, она моя.
Юля не появлялась в доме отца. В квартире подружки ее тоже не было. Перевернули там все вверх дном — никаких следов. Савельева выла белугой, накаляя градус напряжения до невообразимо критической точки.
— Что же будет? Где Юля? Она даже не звонила… А если ее похитили? Если ей причинили вред… А может, она уже… в Золотом Роге плаааавает… — срывается на рев с воем.
— Ушла сама, — все, что я могу ей ответить.
— Но вы же найдете ее? Найдете?
— Найду, — заверяю, осознавая, что сделаю для этого все, что возможно. И невозможно. — Ты же понимаешь, что об этом никто не должен знать?
— З-знаю, — зажмуриваясь, кивает раз десять. — Я не скажу.
У самого нутрянку рвет. Таких ощущений сроду не помню. Трудно не поддаваться им, не углубляться в голые эмоции. Только понимание того, что это мешает концентрации, удерживает броню на месте.
Чтобы голова оставалась ясной, она должна быть холодной.
— И что делать будем? — ждет дальнейших распоряжений Назар.
— Искать.
— Подружка натурально божится. А ты что думаешь?
Затягиваясь, смотрю в ветровое стекло. Выдерживаю паузу.
— Правду говорит. Трухануло ее, как только я озвучил причину нашего появления. Знала бы — сказала.
— Ну, да, — соглашается Назар. — А где искать-то? Что твоей зазнобе в голову-то взбрело? Чего на жопе не сидится?
