Не знаю, сколько по времени это длится. Умышленно растягиваю удовольствие. Когда накрывает слишком сильно, с влажным звуком извлекаю член. Даю нам обоим несколько секунд передышки. Смотрю на нее там. Размазываю обилие смазки между складок, тяну выше, чуть вжимаю палец в тугое и нежное кольцо ануса. Ласкаю только снаружи. Этого хватает, чтобы Юлька застонала неприлично громко, срывая голос.
— Ты ж моя девочка… Мурка моя… — честно признаться, слабо соображаю, что именно говорю ей. — Девочка Юля… Юлька…
Если это хриплое рычание, конечно, можно считать моим голосом. Хрен знает, разбирает ли посыл сама Юля. Колотит ее, той самой конвульсивной безудержной дрожью, которая разбивает слабостью каждую мышцу. Тащусь, что она такая.
Снова вставляю в нее член. Прихватывая ладонью округлое бедро, растираю по нему остатки смазки. Несколько толчков — Юля всхлипывает и издает размазанные булькающие звуки. Не позволяя ей кончить, замираю. Плотно смеживаю веки и стискиваю челюсти, не переставая шумно дышать через нос.
— Рома… Я… не могу… больше… Ромочка…
— Держись, мурка…
Да, в какой-то мере это пытка. Двигаюсь рывками и останавливаюсь. Двигаюсь и останавливаюсь. Говорить мы больше не можем. Тягучую тишину рассекают лишь наше общее тяжелое дыхание и Юлькины протяжные вскрики. Каждый ее стон, каждый всхлип и осипший вздох оседают на моей взмокшей от напряжения спине жаркой дрожью. Волнует она меня так, что пиздец просто. Глаза прикроет, плечом поведет, мурашками покроется, вздохнет чуть громче — все это фиксирую. Никогда не замечал, а сейчас замечаю. И реагирую. С ней все имеет значение. Абсолютно все.
Ведет меня как маятник. Будто температура в теле за сорок скакнула. Ничего сознательного не остается. Только инстинкты, среди которых одержимая похоть и одичавшее чувство собственности перекрывают все другие сакральные каналы.
Она принадлежит мне на исключительных условиях. Она — моя. Только моя.
Именно с этими прорезающими помутненное сознание мыслями я и довожу нас до верхней точки сумасшедшего оргазма.
Юля после этого забега вырубается не меньше, чем на шесть часов. На все попытки разбудить откровенно меня посылает. Один раз даже матом. Такая вот принцесса Мурка, мать ее.
Чтобы не слоняться зазря по номеру, отдаленно включаюсь в работу.
— Мы вышли на Рахманчука, — приглушенным фальцетом рябит на том конце провода Семен.
Машинально на ноги вскакиваю. Метнувшись, останавливаю взгляд на мирно сопящей Юльке. Планомерно перевожу дыхание.
— Где? — спрашиваю тихо, хотя ее из пушки не разбудишь.
— В городе.
— Без меня не брать. Проведите нужную подготовку. На завтрашний вечер.
— Понял.
— На связи.
После таких новостей уснуть у меня никак не получается. Хорошо, что Юля часам к трем оклемалась и принялась наседать мне на мозги со своей легкомысленной болтовней.
Глава 37
Юля
Я могу, я выну сердце,
чтобы осветить дороги…
© Токио «Кто я без тебя…»
Я уже выучила закономерность: если Саульский отличительно немногословен и задумчив, значит, в его внешнем мире происходит что-то серьезное и важное.
Пропадает днями напролет. Домой только поздней ночью возвращается.
— Юля, — у меня безотчетно сердцебиение учащается, когда он так смягчает голос. — Побудь дома сегодня, ладно? Не выходи.
Его решения всегда обоснованы. Сейчас он заботится обо мне и идет на уступки, облачая приказ в просьбу.
— Хорошо, — улыбаюсь немного сдавленно. — Отдохну.
Глотаю глупые и бессмысленные обиды из-за того, что он не знает, что у меня сегодня день рождения.
— Можешь позвать Савельеву, — подкидывает идею Рома, уже понимая, что в одиночестве я буду маяться от скуки.
— Ага. Позвоню ей после завтрака.
— Макар останется дома. Если что-нибудь нужно будет, обращайся к нему.
— Ок. Спасибо.
— Ну, я поехал тогда.
Поднявшись, он задерживает на мне взгляд. Не сразу понимаю, что ждет, когда я подскочу прощаться. Натягивая улыбку, так и делаю.
— Не скучай, хорошо?
— А ты быстрее возвращайся.
— Буду стараться, Юль.
Саульский отсутствует целый день. Ритка появляется только после обеда. Зато с шарами и хорошим настроением. Приболтав Тоню, решаем устроить импровизированное празднование моего дня рождения прямо на террасе.
— Но почему ты не сказала ему, что у тебя день рождения? — возмущается подруга, раскладывая столовые приборы.
— Это как-то унизительно. Думаю, он сам должен знать.
— Тю, Хороля, откуда? И вообще, он же мужик! — восклицает Ритка с видом большого знатока.
— Ну-ну, — только и успеваю прогундосить я, прежде чем на террасе появляется с колонками Мурманский. — Здесь ставь, Чарли. Спасибо! И передай Катерине, чтобы накрывала.
Едва мужчина скрывается в доме, Савельева продолжает негодовать и возмущаться:
— Он и о своем-то наверняка не вспомнит! Дядя Вова сколько раз забывал? Тоня, разве я неправа? — втягивает в разговор мою молчаливую няню.
— Думаю, очень близка к реальности.
— О моем дне рождения папа никогда не забывал, — уверенно заявляю я. — О своем не раз, конечно. Тем интереснее мне было его поздравлять, — невольно улыбаюсь воспоминаниям. — А если честно, это не так уж и важно, — пытаюсь рассуждать разумно. — Шумных сборищ я так и так не планировала. Восемнадцать с шиком отгуляла. Следующий фуршет-банкет — на двадцатку! Прилечу к тебе в Испанию, — заявляю с энтузиазмом, на мгновение забывая, что больше не принимаю таких решений самостоятельно.
— Не вопрос! Дай только заполучить этот грант!
— Получишь!
Порывисто обнимаемся. В шуме наших голосов и суматошных движений не сразу замечаю мнущуюся на пороге Катерину.
— Юля Владимировна, — зовет она.
— Да? Что ты хотела?
И тут же теряюсь при виде большущего торта, который она перед собой держит. У меня едва глаза из орбит не выпадают.
— Я как узнала… — она и сама порядком смущена. — Так-то я бы сама испекла. Но, ни вы, ни Антонина словом не обмолвились. Поэтому я попросила Макара смотаться в город. Из лучшей кондитерской…
— Ну, что ж… Спасибо за внимание. Мне очень приятно, — собираюсь с мыслями. Сама слышу, что звучу сухо, но по-другому не получается. Она ведь ко мне подлизывается с тех самых пор, как поняла, что Саульский считается с моими интересами. А до этого долго нос воротила. — Ставь торт, Катерина, и неси скорее шампанское. Начнем со сладкого! Макар, давай всех свободных парней к нам!
