Компания собирается разношерстная. Празднование проходит скомканно. В напряженной вечерней тишине столовые приборы издают больше звуков, чем люди.
В который раз переглядываемся с Риткой.
— Может, Чарли нам что-нибудь расскажет, а? — она корчит забавную рожицу, поигрывая бровями, и я невольно начинаю хихикать.
— Мне бы очень этого хотелось, — поддерживаю ее.
На мужских лицах появляются слабоватые улыбки, но едва Мурманский поднимает взгляд, и те тухнут.
Да сколько можно?! Что за похоронное настроение?!
— А давайте споем!
Шокированное выражение Чарли бесценно. Оно сильно подогревает мой азарт.
— Только что-нибудь веселое! Все-таки день рождения, — распаляется Ритка. — Никаких «куполов»!
— Мы споем… — прикидываю. — Я придумала! Лучше будем танцевать, — подскочив, выхожу из-за стола и направляюсь к музыкальному центру.
Выбираю композиции и накручиваю громкость.
Напряглись ребята, конечно, сразу. А едва заиграла Макарена, глаза на лоб полезли даже у холодной рыбешки Катерины.
Тоня мотнула головой, встряхивая кудри, и с задорным смехом двинулась на свободную сторону террасы.
— Все встаем, — поднимая руки, хлопаю в ладоши. — Все! Чарли, ты тоже! У кого сегодня день рождения? Скучать в мой день нельзя! Я запрещаю! Выстраиваемся… Да-да, Тоня, Катерина, Ренат, Игорек, Артурчик, Серж… Вам что, каждому персональное приглашение нужно? А ну, по шустрому! Хорошо… Хорошо… Молодцы, мальчики! И повторяем за нами!
— Да-да, не стесняемся, ребята! Здесь все свои, — подстегивает Савельева. — Вы живые вообще? Живее, пожалуйста! Еще живее! Где ваши бедра? Ну, вы же мужики! У вас в крови это движение! Крутим, мальчики!
Скажу вам, получалось неплохо. У парней — гораздо круче, чем у той же Катерины. С третьего захода мы могли бы сцены брать.
— Крутим, мальчики! Крутим! Огонь! Просто класс!
Как они крутили бедрами! Так, определенно, умеют только мужчины. Смешно, конечно. Траектория у них интересная, ритм бесперебойный и выдержка завидная.
В запале веселья не слышим, когда приезжает Саульский с остальными парнями. Замечаю его уже по факту, когда возникает мрачной фигурой из темноты двора. Вскрикиваю. Точнее — визжу на эмоциях.
— Что здесь, мать вашу, происходит?
Макарену сменяет бархатное «лашате ми кантаре», разноцветные блики продолжают разбивать вечернюю мглу, но я не теряюсь. Спешу к Саульскому, чтобы справедливо взять на себя всю вину.
— А у меня сегодня день рождения, — улыбаюсь, трогая пальцами ворот его рубашки. — Я решила немного отпраздновать. Ребят вынудила меня веселить, раз выйти никуда нельзя.
— Чар… Макар, мать твою, — рявкает Рома так, что у меня уши закладывает. — Отвези домой госпожу Савельеву. Вечеринка окончена. Все по норам, блядь! А ты в дом, Юля.
— Только не надо орать, — бросаю немного сердито, не переставая поправлять воротничок. — Все и без того дрожат. Большой и страшный серый волк…
— Юля, в дом пошла! Сейчас!
Я на миг застываю.
— Хорошо, — спокойно обнимаю Саульского, легкомысленно игнорируя, как его взгляд обращается в злой настороженный прищур. — Накажешь кого-нибудь, год с тобой разговаривать не буду, — говорю, касаясь губами уха, чтобы слышно только ему было.
Подбирая подол платья, машу Ритке и с выдержанным достоинством вхожу в дом.
— Устроили здесь! Хор мальчиков-зайчиков, сука! Цирк Шапито!
Наблюдаю с балкона. Никто из парней не пытается возражать или как-то оправдываться. Стоят, свесив головы, пока Саульский, загнув еще парочку матов, не отпускает.
Не в силах сдержать горячего ликования, тихо крадусь вглубь комнаты. И с некоторым замиранием в сердце жду, пока он поднимется.
Входит мой Саульский злой, как черт и… с цветами.
— Ты знал? Кто сказал? — принимаю увесистый букет, который он бесцеремонно пихает мне в руки.
А мне безразлично, с какими эмоциями! Пусть злится, сколько ему угодно. Я все равно счастлива.
— Я о тебе все знаю, Юля, — выдыхает как-то устало.
— Это приятно. Спасибо!
Скрываясь в ванной, занимаюсь цветами, в надежде, что ему хватит этого времени, чтобы остыть.
Однако он входит буквально спустя пару минут и начинает раздеваться.
— Ну, что ты злишься? Я ведь послушалась. Никуда не ходила. Ну, повеселились немножко… Подумаешь… Что такого? Никто ведь не пострадал.
— На что это похоже, Юля?
— На день рождения?
— На день рождения, — передергивает в сердцах. — Если бы не он, уже бы схватила ремня.
Скептически поджимаю губы. Оставив цветы, отхожу чуть дальше. Стоя вполоборота, наблюдаю. Когда Саульский скидывает боксеры и уже готовится шагнуть в душевую, тихо, почти нараспев, зачем-то выдаю:
— Ничего ты мне не сделаешь.
— Юля, — звучит предупреждающе.
Но я то ли совсем страх потеряла, то ли умышленно нарываюсь.
— Тебе потереть спину?
— С чего это вдруг?
— Может, услышу еще какое-нибудь банальное и скучное «поздравляю».
— Услышишь, — кивает, чтобы входила.
Я быстро раздеваюсь. Ткань ставшего вдруг колючим платья шуршит и перебивает все звуки, но мое сердце все равно лидирует.
— И что это за танцы были? — спрашивает Рома, когда я намыливаю ему грудь.
— А-а-а, — протягиваю как можно беспечнее. — Макарена.
— Макарена, блядь, — все еще делает вид, что злится. Угу, а я подыгрываю, изображая покорное раскаяние. — От своих такого позорища не ожидал.
— Зря ты, — не могу сдержать смех. — Весело было.
— Весело ей…
— А что?
— Ничего.
— Ну и все.
— Молчи уже, Юля!
— Молчу.
— Молчи!
— Молчу, — подгадав удачный момент, обнимаю его. Беззастенчиво скольжу голым телом по его твердому, горячему и тщательно мною намыленному. Поднимаясь на носочки, смеюсь, выплескивая свое хорошее настроение. — Сауль, Сауль… Я все равно люблю тебя.
— Любит она…
— Да! Поздравь меня! Поздравь!
— А то что? Год разговаривать не будешь?
— Ты испугался? Не отвечай! Не отвечай! — не переставая посмеиваться, повышаю голос. — Может, и год… Хотя нет. Год я не смогу…
— Поздравляю.
— Спасибо!
Глава 38
Когда пуля входит в грудь, то рвется рубаха.
