— Исчерпывающий ответ.
— А ты считаешь, что заслуживаешь большее?
Секунд десять себе даю, чтобы не просто выпад этот понять. Расщепить эмоции, с которыми он сделан, хочу.
— Охренеть как заслуживаю, Юля.
Глотку, словно наждаком, царапает ее имя, так давно его не произносил вслух. Она тоже вздрагивает и судорожно взгляд опускает, чтобы скрыть вспышку чувств, которую я успеваю заметить. Миг, а меня рвет на британский флаг.
— Сейчас зачем появилась? Юля? — новым хрипом заставляю ее поднять глаза. — Ты, мать твою, представляешь, какой механизм запустила? Зачем? Зачем ты позволила мне тебя найти?
Мой жесткий рев обрывается, когда Юля поднимает ладонь и кладет ее мне на щеку. Морщусь и сцепляю зубы, пытаясь удержать под контролем волну эмоций, которые взметает этот тактильный контакт. Хрен там! Все смывают. По груди сумасшедшей стаей разлетаются.
Она жива. Она жива. Она жива.
Я живой. Я живой. Я живой.
Неважно, где именно мы находимся. Кто стоит за спиной. Мир вокруг уже уничтожен. Только я и она.
По всем правилам повтор ощущений должен быть скупее и тусклее. Но мы с Юлей разрываем шаблон. Они ярче, безумнее, горячее. Вены перекручивает. Глаза выжигает. Сердце отбойником ходит.
Мать же ж твою, Юля…
Мне хочется привязать ее к себе. Приковать цепями. Намертво пришить. Чтобы никогда и никуда. Только вместе. Только вдвоем.
— Значит, уверена, что я тебе ничего не сделаю? — неосознанно прищуриваюсь, прорываясь через глаза ей в душу.
По ее частому громкому дыханию и бурному подъему грудной клетки предполагаю, что ее сердце колотится так же одержимо сильно, как мое собственное.
— Уверена.
Юля убирает ладонь и отступает. Чтобы позволить ей это сделать, мне приходится задействовать все резервные силы.
Зрительно не выпускаю. Когда еще на шаг отходит, следом двигаюсь.
— Стой! Стой, Юля, — бросаю резко, с ненамеренной грубостью. — Помнишь, чему я учил, если зверь уже рядом?
Она громко сглатывает. Медленно задирая голову, фиксирует на мне настороженный взгляд.
— Не бежать, — тихо выговаривает. Визуально держится — не вздрагивает, хотя на плечах ознобом кожу стягивает. — Если побегу, стану добычей… Догонит.
— Догоню.
Замираем оба. Не выпуская друг друга из внимания, молча решаем общую задачу.
— Просто скажи мне — зачем? Просто скажи, Юля!
— Так быстро, как ты хочешь, не получится. Это непросто! Одним махом не вывалишь.
— А ты попытайся!
— Рома, Рома… — говорит медленно, но все равно захлебывается воздухом. — Ты должен меня отпустить, Рома, — с хриплым покашливанием выдыхает. — Я никуда не исчезну. Теперь ты знаешь, где я живу. Завтра встретимся и нормально поговорим.
— Почему завтра?
Юля на секунду прикрывает глаза. Выдерживает паузу, подбирая слова. Неудивительно. Ведь всего одно неправильное — может стоить ей свободы.
— Сейчас мы на эмоциях. Так… Тяжело с таким грузом разговаривать. Нам обоим стоит успокоиться, — снова замолкает. Медлит. — Пожалуйста.
— Когда ты научилась думать, прежде чем говорить?
Не преследую никакого дурного умысла. Не пытаюсь ее обидеть. Теперь я понимаю, что мне нравилось, когда она не сдерживалась. Больше не хочу, чтобы она осторожничала с эмоциями. По крайней мере, со мной.
— Пришлось. Крови нахлебалась, вот и научилась.
Не знаю, что именно кроется за этим заявлением, но оно прошибает меня током до кости.
Где она была этот год? Как жила? Почему ей было больно? Все ли с ней сейчас в порядке? Если за этим стоит какая-нибудь гнида… Пусть только скажет!
Рывком оттягивая ворот рубашки, отвожу воспаленный взгляд в сторону.
— Завтра, — соглашаясь, голоса своего не слышу. В голове гул непрерывный стоит. — Где и во сколько?
— Можем в кафе встретиться. Недалеко от моего дома… «Мистерия», знаешь? Там будет лучше всего.
— Во сколько?
— Как тебе удобно?
— Как мне удобно? — жестко высекаю, вновь обращая на нее взгляд. — Моя покойная жена воскресла из мертвых, дайте-ка я подумаю, в котором часу мне удобно с ней встретиться?
По крайней мере, у нее хватает совести покраснеть.
— Как насчет… Где-то в районе двенадцати? — предлагает тихо.
— Хорошо. Иди.
Сжимая челюсти, в последний раз задерживаю на ней взгляд, хотя в этом нет никакой надобности. Рассмотрел и запомнил до мельчайших деталей.
— Хорошо? — Юля явно не верит, что я ее отпускаю.
Очевидно, держит в сознании предыдущее предупреждение. Боится отступить и повернуться спиной.
— Да. Иди, — повторяю отрывисто. Чувствуя, как вновь расходится сердце, подгоняю: — Иди же, Юля!
Когда она, наконец, разворачивается, прикрываю глаза. Сейчас бы колокол очень кстати пришелся… Либо гром, дождь, крушение самолета, разрыв барабанных перепонок… Что угодно, лишь бы перекрыть стук удаляющихся шагов.
Глава 46
Где твои крылья, которые так нравились мне?
© Наутилус Помпилиус «Крылья»
«Мистерия-Х» — крупногабаритный развлекательный комплекс, выстроенный в три этажа. Кафе-ресторан занимает четверть верхнего и террасу на крыше. Последнюю я прошу закрыть от посетителей. Для нас с Юлей.
За ночь и половину сегодняшних суток мозг выкипел гадать, как все это получилось, и что ждет нас дальше. Меня волнует лишь: придет ли она, как обещала? Что, если не придет? На что способен я, если ее выбор мне не понравится?
Надо отдать Юле должное, появляется она вовремя. Идет от стеклянных раздвижных дверей, к которым ее проводил метрдотель, с отчетливо выверенным темпом, не скрывая сковавшего ее тело напряжения. Без тени улыбки. А я помню, как раньше чуть что — смеялась. Даже когда я злился, она сохраняла позитивный настрой.
Мать вашу…
Я вдыхаю. Сглатываю. Задерживаю воздух в легких. И поднимаюсь. Выступая из-за стола, пристально рассматриваю Юлю в лучах дневного света. Она свой взгляд в тот же миг, как пересекаемся, отводит. А я делаю вид, что для меня это просто.
— Привет, — тормознув у столика, поджимает губы, выражая непонятную мне эмоцию. Нет, это не улыбка. Ничего подобного, хотя она и пытается. — Как ты? — чуть запрокидывая голову, пытается что-то в моих глазах разглядеть.
Сцепляя зубы, вдыхаю глубже. Душу по бесконечному адскому кругу с вчерашнего вечера таскает. Но я смолчу, конечно. Кровью истеку, а виду не подам. Таков уж я, другим уже, вероятно, не стану.
