У меня последние недели каникул, но отдыхать некогда. К папе в больницу езжу каждый день. Не одна, в сопровождении бритоголового амбала, которого Саульский ко мне приставил. Человек, очевидно, немой. Ни слова из него не вытащить. Даже не здоровается. Смотрит словно сквозь. Явно не в себе чудак. Может, и правда, немой.
— Здесь подожди, Чарли, — останавливаю его попытку выбраться из машины.
Не нравится, когда идет за мной. Все взгляды к нам притягивает как магнит этот уголовник в черном костюме.
Чарли — не имя. Представиться бритоголовый не пожелал. За «беззвучный режим» шикарную кличку получил — Чарли Чаплин. И пусть скажет спасибо, что не Герасим.
— Ну, как ты, пап?
Отец цепляет на измученное лицо улыбку.
— Все отлично. Сегодня анализы лучше. Ставлю, что завтра будет нужный набор цифр и сделают «химию». Ты не приезжай. Нечего тебе здесь сидеть целый день.
— Как не приезжай… — теряюсь я, замирая у распахнутого пакета. Стучу апельсином себе по лбу. — Придумал тоже! — на эмоциях перегибаю, но папа, конечно, благодушно прощает. — Я фильмы наши любимые принесу, будем «капаться» и смотреть.
Его аж передёргивает.
Знаю… Знаю, что не до фильмов ему. И даже не до меня. Но нужно же как-то держаться?!
— А хочешь, просто полежим. Тихо. Хватит храбриться. Я все понимаю, папочка. Знаю, что устал. Расслабься. Со мной можно. Вдвоем не страшно.
Замечая, как папа хмурится, игнорирую недовольство. Взбиваю подушку у него за спиной и улыбаюсь.
— Лучше все же, чтобы ты не приходила.
Я, естественно, прихожу. Никто и ничто не может удержать меня дома. DVD-диски остаются нетронутыми. Папа почти всё время спит. Сижу рядом. Слежу, чтобы «система» нормально капала, хотя медсестра и заверила меня, что проблем быть не может. Моментами тихонько плачу, а когда папа просыпается, улыбаюсь и ерунду всякую рассказываю.
Перед уходом захожу к ведущему доктору. Он заверяет, что, учитывая диагноз, прогнозы достаточно оптимистические. Обещает, что недели за три подготовят папу к перелёту. Необходимо, чтобы организм после химического удара восстановился.
Диски с фильмами оставляю постовой медсестре. В холле есть телевизор и DVD-плеер. Много временных жителей сидят на диванчиках, смотрят и обсуждают. Улыбаюсь этим людям. Для меня они герои! Их ответные улыбки, как самые добрые жизненные знаки. Веру не теряют. Это вызывает восхищение. После онкодиспансера, выходя под теплое и безмятёжное солнце, совсем по-другому смотрю на мир.
— В магазин заедем, Чарли. На Алеутской. Хочу папе кое-что докупить… — обращаясь к водителю, смотрюсь в зеркало и промокаю влажной салфеткой уголки глаз. — Езжай медленно, я скажу, где остановиться.
Но этот отморозок пилит совсем по другому пути, сразу за город. Когда я возмущаюсь и пытаюсь в очередной раз вызвать его на разговор, бровью не ведет.
— Да что с тобой такое??? Ты еще и глухой? Кто тебе права выдал? Остановись сейчас же! Меня тошнит! Плохо мне, понимаешь? Чарли… В бетон закатаю! Слышишь? Черт тебя подери! На ходу сейчас выпрыгну!
Отмирает глыба. Бросает в зеркало заднего вида настороженный взгляд, но голос не подает. Я выпрыгивать, безусловно, не планирую, но дверь на эмоциях, для красоты момента, открываю.
Жмёт по тормозам.
Отлично!
Под гул клаксонов выскакиваю посреди дороги. Выставляя ладонь, убеждаюсь, что водитель с правой полосы меня заметил и успевает среагировать, только после этого перебегаю на обочину. Стараюсь быстрее слиться с толпой. Понимаю, что мой поступок — чистой воды ребячество. Осознаю, что делаю себе же хуже, но по какой-то причине не могу остановиться.
Убедившись, что Чарли не преследует меня, заскакиваю в такси и диктую адрес Савельевой. После свадьбы мы еще не виделись. Сауль сказал, к нему приглашать нельзя, и меня не отпускал. Злость набирает оборотов, когда представляю, как он отдает Чарли приказ следовать строго «в больницу — из больницы».
— Хороля! — визг подруги слышен до того, как она открывает дверь. — Залетай, — приглашает после быстрых объятий. — Только я не одна. Вадик со Стасом и Маринка завалили.
Вхожу в просторный зал. На первых секундах мне почему-то становится неуютно. Ребята всё те же, а вот я… оказывается, другая. Как это произошло? И когда? Что именно поменялось? Ни одного ответа у меня нет. Просто чувствую резкое желание развернуться и уйти.
Справляюсь, конечно. Поймав обращенные на себя взгляды, улыбаюсь и здороваюсь.
— Надо же! Какие люди!
— И без охраны!
Последнее весьма красноречиво звучит.
Играет легкая ненавязчивая музыка. Мы пьем белое вино и болтаем о всяких пустяках. Ребята с зажравшейся сытостью вяло делятся, на каких «заграницах» провели лето.
Всепоглощающее чувство неприятия возвращается.
Тошнотики.
Желание уйти усиливается, но я зачем-то остаюсь. Мне, вроде как, больше некуда пойти.
— А Сауль тебя не убьет? — бросается в переживания Рита после моего короткого пересказа, как я к ней попала.
— Сауль меня, может, и убьет, но только после того, как я потреплю ему нервы, — беспечно улыбаюсь, хотя никакой беззаботности во мне и близко нет. Сосёт под ложечкой, когда о нем думаю. — Папа меня в передвижениях никогда не ограничивал. Ладно бы сам сказал! Как-то объяснил! Попросил! Так нет, приставил ко мне этого Герасима с навигатором в заднице… Я в магазин не имею права заехать??? А как же мои личные желания? Будет зверствовать, вернусь к отцу!
— Разве так можно? У них же уговор… — бормочет Ритка.
— Ну, пусть подавится этими причалами! Ему же они нужны были? Не я.
Это им я говорю. А сама знаю, что так не может быть. Я уже Саульская. Я — гарант мира. Я — уязвимый элемент в его стае. Начну метаться из лагеря в лагерь, не только себя под угрозу подставлю, всех Архангельских и Хорольских.
Заталкиваю эти жёсткие мысли подальше. Друзьям не рассказываю. И так слишком многое выплеснула.
— Юлька, Юлька… — подает голос Вадик. — Если бы не отец, танцевала бы со временем в каком-то вонючем кабаке для этого авторитета. А так тебя продали и сделали официальной подстилкой. Придержи гонор, если не хочешь, чтобы менты вылавливали твое бесценное тельце в каком-нибудь Золотом Роге.
— Вадюша, — приторно вздыхаю. — Я понимаю, что тебя личная обидка кроет. Но можно же не так явно желчью метать? Мм-м? Попрошу, — заканчиваю с нажимом. — Не хотелось бы, чтобы тебя в Золотом вылавливали. Раньше меня.
— За меня не переживай.
— А я и не переживаю.
Все замолкают. Обстановка не на шутку накаляется. Ритка громко сглатывает и натянуто хихикает.
— Ха-ха, Хороля, Вадос, ну вы, как всегда…
