29
На щеку Миён упала первая снежинка и растаяла от тепла ее кожи.
«С первым снегом всегда приходят важные события», – вспомнила она слова хальмони. Теперь они звучали как предостережение.
По пути девушка прикасалась рукой к неровной коре деревьев. Не потому, что ноги не держали – она без проблем передвигалась по пересеченной местности. Просто ей нравилось прикасаться к растениям вокруг. Это успокаивало, удерживало на плаву, когда она сомневалась и ослабевала. А сегодня Миён нужна была вся возможная поддержка.
Призраки витали между деревьев, танцевали от ветки к ветке, пытались поколебать ее решимость.
Миён запустила пальцы в спутанные волосы. Несмотря на холодный зимний воздух, от пота они липли к вискам.
Перед Миён выскочила Нара, и лисица резко остановилась. На юной шаманке был надет разноцветный ханбок, и его яркие цвета сильно контрастировали с серо-коричневыми голыми стволами деревьев вокруг.
– О, сонбэ, – пробормотала Нара.
Глаза ее излучали жалость. Девушка окинула взглядом Миён и призраков.
– Пойдем, луна уже поднимается. – Шаманка схватила Миён за руку, впилась пальцами кумихо в кожу.
– Ты дала не самые четкие указания.
– Нам нужно было найти место с правильной энергией. – Нара с силой потянула Миён за руку, и лисица, спотыкаясь, пошла за низенькой шаманкой.
Под большим дубом был расчищен кусочек земли. Тут и там еще валялись опавшие листья. Перед толстым стволом расположился длинный жертвенник, заставленный подносами с фруктами, каштанами и рисом. В медных чашах лежали песок и благовония. Пламя свечей колыхалось на ветру, освещая лица на десятке картин, и каждое взирало на Миён темными глазами.
– Зажги благовония. – Нара протянула девушке длинную палочку.
Миён послушно зажгла.
Нара взяла одну из бронзовых чаш и подала кумихо.
Миён заглянула внутрь, почти уверенная, что снова увидит смесь из воды и пепла. Но в чаше было вино.
– Оно очистит тебя, – объяснила Нара. – Чтобы установить связь с богами, тебе нужно совершить обряд очищения.
– Нара, я очень хочу верить, что все сработает. Но в прошлый раз…
Она неуверенно умолкла, и шаманка понимающе кивнула.
– Ты не уверена, можешь ли доверять мне после прошлого полнолуния.
– На кону все-таки моя жизнь, – подтвердила Миён.
– Я не могу тебе ничего обещать, сонбэ. И не думаю, что у нас получится, если ты не будешь мне доверять.
Миён колебалась. Думала развернуться и уйти. Однако от голода у нее ломило все тело; а еще она вспомнила материнский взгляд, полный недоверия. Поэтому лисица отхлебнула из чаши. Рот заполнил горький привкус алкоголя.
– Мне нужно, чтобы все получилось. – Миён передала обратно чашу. – Я подвела маму. Я не могу вернуться, пока все не исправлю.
– Если твоя мать что-нибудь с тобой сделала…
– Давай не будем о ней говорить, – настойчиво попросила Миён. – Ты можешь это сделать или нет?
Лицо шаманки разгладилось, она расправила плечи.
– Могу.
Миён кивнула и сжала бусину в кармане так крепко, что побоялась, как бы ее не раздавить.
– Что ты сейчас намереваешься делать?
– Я – ничего, – ответила Нара. – Все будет делать моя хальмони.
На расчищенный участок земли вышла пожилая женщина. Она была одета в традиционный ханбок, подпоясанный высоко над ребрами, с широким колоколом атласной юбки. В отличие от обычных ханбоков, разукрашенных в яркие цвета, ее был белоснежного цвета.
Миён едва не попятилась. Как минимум они с Нарой так не договаривались. А еще в голове всплыли все истории о шаманке Ким, которые она когда-либо слышала, и предостережения Йены. Может, все-таки не стоило доверять этим шаманам. Может, стоит пойти домой, найти Йену и выпросить ее прощения.
– Это она? – заговорила хальмони Нары, и ее взгляд буквально пригвоздил Миён к месту.
– Это она, – кивнула Нара. – Ку Миён.
– Ку. Ми. Ен, – хальмони Нары словно препарировала имя кумихо на слоги. – Я – шаманка Ким.
Миён поклонилась: хорошие манеры взяли верх над телом, пока разум обдумывал, стоило ли сюда все-таки приходить. Лисица почти ничего не знала о шаманке Ким, кроме того, что она изгнала такое количество темных духов и нежити, что и сосчитать невозможно. А еще – что старая шаманка ненавидела все, что считала злом. И Миён знала, к какой категории относились кумихо. Доверять ей – все равно, как если бы олень доверил охотнику выдернуть стрелу у него из бока.
Шаманка Ким повернулась к внучке.
– Где он?
Нара перевела нетерпеливый взгляд на Миён.
Девушка не могла заставить себя достать из кармана руку с зажатым в ней еву кусыль.
– Если ты не хочешь моей помощи, то я зазря трачу на тебя время.
– Мне просто… мне нужны гарантии, – тихо выдавила Миён.
– В подобных обрядах не бывает никаких гарантий. Но от призраков я могу тебя избавить, – ответила шаманка Ким. – Полагаю, этого ты хочешь.
Миён кивнула.
– И, если хочешь, чтобы я вернула на место твой еву кусыль, он мне тоже понадобится.
Миён еще раз кивнула. С глубоким вздохом она достала бусину и уронила ее в протянутую ладонь шаманки Ким.
Девушку пробрала дрожь. А потом – ледяной холод.
Миён посмотрела на Нару, надеясь найти в ее взгляде сочувствие, но та смотрела на Миён холодно, как чужая. Это из-за шаманки Ким? Неужели Нара так боялась свою хальмони, что решила притвориться, будто они с Миён не друзья? Сердце Миён сковала боль, хотя она и понимала, что всегда вела себя так же по отношению к Наре. Держала дистанцию.
– Сядь, – приказала хальмони Нары, и Миён послушно села.
Старая женщина достала пуджок и обернула в него еву кусыль Миён. Она не сводила глаз с лисицы, и ее взгляд не сулил добра. Миён снова задалась вопросом, не глупо ли было доверять этой женщине.
Но было уже поздно. Нара выложила на колени чангу
[89], барабан в форме песочных часов, с ярко-голубыми и красными узорами в цвет своего ханбока. Она ударила в барабан, и по лесу разнесся глухой тяжелый звук.
Несмотря на возраст женщины, движения шаманки Ким были изящными, долгими, тягучими. Каждый шаг был медленным, размеренным. Руки ее сгибались и извивались в куте – шаманском танце. Длинные рукава развевались, словно были продолжением тела.
