Пока она танцевала, на небо поднялась луна.
Воздух отяжелел. Запах благовоний усилился.
Миён прокашлялась, чтобы прочистить горло, но это не помогло.
Нара поймала ее взгляд и одними губами произнесла: «Раскройся».
Миён притихла, повела плечами. Она не знала, как нужно раскрываться, но решила, что для начала неплохо бы расслабиться.
Дым от благовоний дрожал на ветру; от него начали отделяться сгустки, преобразовываясь в призрачные фигуры. Они соединились, и перед Миён предстало лицо одной из ее давних жертв. Мужчина, который убивал собак на улице при полной луне. Его ци была на вкус тяжелой и соленой.
Еще одно лицо – на этот раз мужчины, который за деньги купил себе свободу. Он сел за руль пьяным и задавил семью из четырех человек. Никто из них не выжил. Миён отправила его вслед за ними на тот свет.
Все больше и больше лиц появлялось в дыму, вырывалось на свободу, плавало вокруг кумихо. Жуткий калейдоскоп ее жертв. Жаждущие мести глаза мертвых все крутились и крутились вокруг, и все они винили кумихо.
Миён рывком дернула за воротник: она задыхалась. Шаманка Ким нашла глазами лисицу и не сводила с нее взгляда, продолжая кружиться и изгибаться. Ее грациозные движения стали резкими, дергаными.
Дробь чангу достигла яростного крещендо, и сердце Миён билось в такт с боем барабана.
«Выпусти нечистых духов».
Это был не ее голос, а шаманки, которая не сводила глаз с Миён.
«Не могу дышать», – подумала Миён. Казалось, руки мертвых сжали ей горло, их холодные пальцы перекрыли воздух.
«Ты в руках смерти. Она защищает тебя».
Миён вцепилась ногтями в горло, пытаясь разодрать его, чтобы пустить в тело кислород.
Бусина в золотой обертке засияла в руках шаманки – ярко, как огонь. И такое же пламя разгорелось в венах Миён. Она хотела доползти до бусины, вернуть ее обратно, но не могла даже выпрямиться.
Девушка сопротивлялась этой боли, пока от напряжения не заболела спина. Ее охватил жар, в крови будто взорвались фейерверки.
«Простите. Простите», – попыталась произнести Миён, но и слова выдавить не смогла.
Лисицу скрутило от адской боли, тело выгибалось в такт резким движениям шаманки.
Все перед глазами качалось. Темнота заполняла собой мир, точно в лесу образовалась черная дыра. Она затягивала призраков, пожирала их. Их жалобные вопли слились в пронзительный вой.
А потом темнота потянулась и к Миён и стала высасывать ее душу. Как будто пыталась вырвать кусок из ее тела. И когда лисица открыла рот, чтобы закричать, то не смогла издать ни звука.
Что-то вылетело из-за деревьев – огромная неуклюжая фигура, такая неповоротливая по сравнению с грациозно танцующей шаманкой. Джихун. Он рванул вперед, схватил шаманку Ким и вырвал пуджок с камнем у нее из рук – а потом с воплем уронил его на землю. Его руки украшали волдыри и жуткие красные раны.
Хотя танец был прерван, тело Миён все еще пронзали молнии. Она, шатаясь, поднялась. Ноги грозили в любой момент подогнуться. Сердце болело.
Миён задрала голову, ловя ртом воздух, и увидела на небе яркую полную луну.
Собрав последние крупицы сил, лисица побежала.
30
Джихун уронил лисью бусину и уставился на ожоги на ладонях. Как будто он не камень у шаманки отобрал, а горячий уголек.
При виде ошеломленного лица пожилой женщины он чуть не склонился в извинительном поклоне – по привычке. А потом Миён рванула в глубь леса.
Джихун бросился за ней, кричал ей, просил остановиться. Но она не слушала, и к тому моменту, как свет на расчищенном участке под дубом скрылся далеко позади, парень потерял кумихо из виду.
Вдали от свечей Джихун вдруг осознал, что сквозь плотно переплетенные ветки совсем не пробивается лунный свет. Куда бы он ни глянул, все выглядело одинаково. А еще до него начало медленно доходить, что он один в лесу в полнолуние.
Тихий лесной шорох пронзил вой, и сердце Джихуна подскочило, комком встало в горле. Но он сразу распознал этот звук. Для завываний ветра он был слишком прерывистый, а для животного – слишком мучительный. Нет, это был человеческий плач.
Джихун нашел девушку под деревом, сплошь состоящим из веток и сучков. Стволы перекручивались и изгибались, чтобы потом вытянуться ввысь, к небу. Миён тоже вся перекрутилась подобно дереву, уткнулась лицом в колени.
А вокруг нее, в крапинках лунного света, вились девять призрачных хвостов.
– Миён-а.
Джихун медленно побрел к девушке, спотыкаясь о корни и камни. Сделал еще один осторожный шаг, как если бы приближался к раненому животному.
Миён сжимала пальцами волосы, тянула черные как смоль пряди, и Джихун забеспокоился, как бы она не вырвала их с корнями.
Он подошел к ней вплотную, стараясь не глазеть на мельтешащие хвосты. Один из них проскользнул по его руке. Джихун не знал, чего он ожидал, но от прикосновения мягкого меха у него по коже пробежали мурашки.
– Я так устала, – пробормотала Миён. – Я так голодна.
– Миён-а? – повторил Джихун.
Все ее тело сотрясла дрожь. Бормотание умолкло. Даже воздух вокруг дерева замер, словно лес задержал дыхание.
Миён подняла голову, медленно повернула ее и наклонила. Темные глаза остановились на луне, и лисица гортанно зарычала.
Джихун вдруг оказался на спине. А над ним нависла Миён.
У нее изо рта капала слюна – срывалась с губ и падала ему на щеку.
Она опустила голову, остановившись всего в нескольких сантиметрах от его лица. Зрачки были расширены, губы растянуты в довольной улыбке хищника.
– Миён-а! – Джихун попытался оттолкнуть ее, но девушка не двинулась с места. – Ку Миён! – повторил он ее имя, надеясь, что та вспомнит, кто она.
Она вжала его плечи в землю, и в спину впились камни.
Джихун не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Поэтому он сделал единственное, до чего смог додуматься. Рывком подняв голову, он укусил Миён за плечо.
Она взвыла от боли. Хватка ослабла.
Перевернувшись на живот, Джихун попытался бежать.
Но Миён пришла в себя слишком быстро. Она обхватила руками его колени. Вцепилась зубами в икру, прокусив насквозь ткань и кожу. Джихун закричал, и его пронзительный вопль эхом разнесся по лесу.
Он пинался, пустил в ход ногти, но она все равно повалила его на спину.
– Умираю с голоду. – Слова отдавались дрожью во всем ее теле. Она снова пригвоздила его к земле.
Джихун не мог двигаться, и лисица наклонилась ниже; ее тяжелое дыхание щекотало ему волосы.
– Миён-а, – Джихун вложил в ее имя всю мольбу, все отчаяние, какое только мог.
