А на карусели сидела Миён. Наверное, Джихуну следовало бы удивиться, но он откуда-то знал, что встретит ее здесь.
– Джихун-а! – невнятно выпалила Миён, поднимая бутылку соджу. Еще одна, пустая, лежала у ее ног.
Закрыв один глаз и высунув кончик языка, девушка сосредоточенно налила в пластиковый стаканчик алкогольный напиток.
– Почему ты здесь? – спросил Джихун.
– Не могла заснуть. Кошмары. – Она одним глотком опустошила стакан.
– А это ты где взяла? – Джихун приметил пакет с еще одной бутылкой и стаканчиками.
– В CU. Продавец так юлил передо мной, просил никому не говорить, что продал мне соджу. По-моему, он в меня втюрился. Как там его зовут – Бебе? Как-то так, да. – Миён пьяно улыбнулась.
Джихун бы посмеялся над тем, как девушка исковеркала имя Бёджу, но сейчас его больше волновало, как бы Миён не свалилась с вертящейся карусели.
– Веселый у тебя вечерок, смотрю. – Джихун присел на краешек рядом с лисицей и затормозил карусель.
– Давай тебе тоже налью. – Миён наклонила бутылку над вторым стаканчиком, и расплескала добрую часть соджу.
– Спасибо, не надо.
– Чушь! – Она подняла стакан. – Мы же подростки! Мы должны творить всякие глупости! У меня теперь есть отец, и надо как-то наверстать все те упущенные годы, что я его презирала. Пей, – сказала – нет, потребовала – Миён, не сводя с юноши выжидающего взгляда.
Джихун со вздохом поднял стакан. Девушка неуклюже с ним чокнулась.
– Конбэ!
[106]
Миён запрокинула голову, осушая стакан. Джихун свой быстренько вылил.
– Кья! – довольно воскликнула лисица. Кажется, она пересмотрела дорам.
Миён протянула Джихуну стакан, а когда тот не отреагировал, помахала рукой у него перед лицом.
– Ты что, не в курсе, что принято наливать друг другу?
Юноша не тронулся с места, и тогда она со вздохом схватила бутылку.
– Ладно!
Она так быстро наклонила бутылку, что половина соджу оказалась на земле. Джихуну оставалось лишь порадоваться, что Миён меньше достанется.
– Я всегда была такой терпеливой. Наверное, потому, что времени у меня было – завались.
Девушка коротко хохотнула. Взгляд ее затуманился, расфокусировался.
– А ты знаешь, каково быть бессмертным? – заплетающимся языком произнесла она. Похоже, последний стакан все-таки был лишним.
Джихун вдруг понял, что Миён смотрит на него в ожидании ответа.
– Нет.
– Ну вот я должна была жить вечно. – Миён налила себе еще стакан. – Когда перед тобой лежит вечность, все кажется таким пустяком. Пропавший отец, строгая мать… даже то, что люди постоянно ненавидят тебя без всякой причины. Ну, конечно, кроме той, что я могу высосать из них жизнь. – Миён усмехнулась собственной шуточке. – Смертные ко всему относятся как к вопросу жизни и смерти. Больше всего люблю, когда они начинают возмущаться из-за очередей в магазине. Прям такая ярость! – Она взмахнула рукой, расплескав соджу. – А потом они начинают ругаться, и в конце концов кто-нибудь кричит: «Да в чем дело-то?!» Вечно они забывают: дело все в том, что однажды они умрут.
Миён с мрачным взглядом опустила стакан, но, едва Джихун потянулся отобрать алкоголь, девушка тут же снова его подняла.
– А в моем мире все сводилось к кумихо. Мать, бессмертие… И когда я оказываюсь на пороге смерти, в моей жизни вдруг объявляется отец. Как думаешь, это знак? Что я должна стать обычным человеком – и пфф. – Она опустила большие пальцы вниз, обозначая смерть.
– Миён-а, а с тобой точно это случится, если ты сто дней питаться не будешь? – спросил Джихун. Он обязан был услышать это от нее.
Она растерянно моргнула и недовольно скривила губы.
– Ты не хочешь знать.
– Хочу.
– Я не уверена, – призналась Миён. – Но да, похоже, для меня это конец. Кумихо приносят только смерть. Даже самим себе.
Джихун потряс головой.
– Если ты перестала питаться ради меня, то я не хочу этого. Не хочу такой ответственности. Из-за меня и так хальмони в коме лежит. – Парень вдруг осознал, что все это время был зол не только на Миён, но и на себя. Он никогда не был хорошим внуком – а хальмони все равно пожертвовала всем ради него.
Идея выпить неожиданно показалась Джихуну не такой уж и плохой. Он взял бутылку, налил еще соджу в свой стакан и, залпом выпив, зашипел от жара в горле.
– Если я и умру, то не ради тебя, а ради себя.
– И что это значит? – Джихун не понимал, о чем Миён говорит. Это на нее алкоголь так действует или она просто ведет себя как обычно? Хотя, наверное, и то и другое.
– Я смотрю на мать и понимаю, насколько же она одинока.
Джихуну оставалось только подивиться, как разговор зашел в эту степь. У него не было ни малейшего желания сочувствовать Йене. Он еще раз глотнул из стакана, и в этот раз соджу не показалось ему таким отвратительным.
– Меня никогда не волновало, что я что-то в этой жизни упускаю. Друзья, отношения… всегда казалось, что у меня еще будет на них время. А теперь… – Миён вздохнула. – Все напоминает о том, как мало мне осталось. Я стала слабее. У меня появились шрамы. – Она показала на белую отметину у себя на ладони – такую же, как у Джихуна. – Мать всегда говорила, что надо делать выбор. И я выбирала. – Девушка широко раскинула руки и не удержалась на ногах. Джихун поймал ее за мгновение до того, как она упала. Миён оперлась ему на плечи. – С каждым днем, что я выбираю не питаться, я все больше убеждаюсь, что обязана это сделать. Не ради тебя. Не ради матери. Я сделала выбор, и это решение – мое. Больше у меня ничего своего нет.
Тело Джихуна прострелила боль, легкие сжались.
Он легко прикоснулся к ее щеке. Почему он так упорно отрицал, что скучал по ней? По ее голосу, по возможности дотронуться до ее волос, по глазам, в радужках которых он отражался. Она была подобна распустившемуся цветку. Как же Джихун по всему этому скучал.
– Миён-а, – тихо произнес он, скользя рукой по ее шее. – Я не…
– Не извиняйся, – перебила его она. – Мы с тобой вечно друг перед другом извиняемся. Извиняющаяся парочка. – Она усмехнулась. – Как я хочу, чтобы все было по-прежнему, – тоскливо вздохнула Миён. – Почему мы не можем стать прежними Миён и Джихуном? Почему не можем на пять минут притвориться, что все нормально?
– Думаю, я могу попробовать.
– Хорошо. – Девушка нежно улыбнулась. – А то меня сейчас вырвет.
Вскочив, она подбежала к краю площадки, где ее и стошнило.