Тригв и Джунипер появились подле меня, опустив к земле глаза. У подножия холма двое стражников подняли бревно, и стрегасы прошли чрез врата.
Я вздохнула с облегчением, когда двери закрылись за их спинами.
– Чую, пути наши вновь пересекутся, – заметил Тригв, уставившись вдаль. – Не думаю, что мы видели последних из стрегасов.
Джунипер кивнула, сделала круговой жест рукой.
– Нанте, Нанте.
На щеки упали снежинки, и дрожь пошла по всему телу.
– Жаль, что горло Астрид не порезала.
Рот плотно закутался в синий плащ и одарил уставшим взглядом.
– Тогда мы не услышали бы пророчества.
Двадцать два
Миновали две ночи, но мы не видали ни тумана, ни Зверя.
Снег падал и падал.
Ночью я спала у очага с Тригвом и Сестрами Последнего Милосердия – по одну сторону устроилась Ови, по другую – Джунипер. Тригв ютился рядышком, как и обычно, и теперь у моих ног еще грелась собака, Вика.
У очага всем было тепло, и мы крепко спали, несмотря ни на что.
Тригв большую часть времени проводил с Сив, врачевателем в желтом. У нее была собственная хижина возле Зала, и они с Тригвом вечерами смешивали зелья, изучали древние лекарские свитки да выхаживали больных.
Руна и Индиго дневные часы тратили на изготовление стрел и стрельбу по мишеням. Индиго научила Руну мастерить тисовый лук. Она отрезала ветку от древнего тиса, и тогда Джунипер и предсказатель, Флинн, провели ритуал на рассвете, который изобиловал таинственными жестами и тихим пением.
Джунипер часто оставалась с предсказателем, что меня не удивляло – он казался нежным, красивым. Изо дня в день они спускались к долине и Звездной реке – Джунипер уверяла, что быстротечные воды помогают ясновидению. Я часто наблюдала за ними с вершины холма: ее зеленые волосы и черный плащ Сестер Милосердия сливались с темными волосами и белой медвежьей шкурой Флинна.
И Ови. Ови исчезала с Вейл. Вместе они делали обходы, проверяли еду на кухнях; варку медовухи в подвалах; коз, свиней и овец в хозяйственных пристройках. Она, казалось, назвалась товарищем и защитницей девушки и довольствовалась этой ролью.
Я вечерами пила вайт с Ротом.
Вскоре я узнала, что ярл шел по пути Обина. Он не приносил в жертву животных во время летнего солнцестояния, а вместо этого совершал подношения хлеба и меда на древних камнях вблизи реки и ручья. Он верил в силу природы – магию деревьев и земли, ветра и моря. Обин был богом поэтов, и единственный понимал, что жизнь есть бесконечный ряд перекрестков, который ведет к глубокой радости и страшной печали.
Как бывшая Сестра Милосердия, я все еще молилась Валькрии. Но Обин начал навещать меня во сне – короткие видения широкоплечего мужчины, прислонившегося к древу на перекрестке. Его ясные голубые глаза щурились на заходящее солнце.
И в моих снах Обин был похож на Рота.
Мы с Ротом много разговаривали и много пили. Он, казалось, ценил мое общество, и я была не скупа на сей подарок. Он оказался чудным рассказчиком с глубоким, выразительным голосом. Поздно ночью, когда вайт совсем овладел его сознанием, он расслабился и поведал мне истории из детства.
– Когда мне было десять лет, я отправился охотиться на троллей и искать сокровища в Скальских горах, – говорил он на вторую ночь. – Убежал я без отцовского разрешения, намереваясь искать чудищ и славу в глубоких темных Слякотных пещерах, протянувшихся на несколько миль под горой.
– Ты в одиночку пошел? Смелый поступок.
Рот покачал головой.
– Нет, пошел я с пятью товарищами, все – сыновья лучших отцовских стражников. И все теперь мертвы.
– Логафелл? – Я протянула руку, и Рот наполнил мой рог вайтом.
– Да.
– Отыскал его? – Мой голос стал невнятным. Сколько раз я наполнила рог? Четыре? Восемь?
– Кого? Тролля? Нет. И сокровищ не нашли. Одни лишь бесконечные темные пещеры, одни пустые, другие заполненные костями людей и животных.
Разговор Рота о пещерах вызвал у меня внезапное стремление к воздуху. Я поднялась на ноги, откинула занавесь с окна, и, вдохнув аромат душистой ночи, вновь вернулась на место и долго молчала, задумчиво глядя на рыжеющее пламя в очаге.
– О чем задумалась, Фрей? – спросил Рот спустя мгновение.
В Ворсе сочли бы этот вопрос грубым – на кой лезть в чужие мысли? Но я не возражала.
Я глянула на ярла, чьи глаза в свете лунного потока светились пурпурно-голубым. Интересно, мать его действительно была Морской Ведьмой, как утверждала Матушка Хаш? У некоторых Морских Ведьм глаза становились сиреневыми в зареве лунного света, но в Мерроу я такого не заметила. Впрочем, в те дни я и не искала ничего подобного.
– Думала о подруге Саше и сыне ее, Аарне. Надеюсь, они не знают бед с Морскими Ведьмами, и им тепло среди Опаленных Деревьев. Я частенько о них вспоминаю. – Я сделала паузу. – Почему-то мне трудно забывать людей, невзирая на то, как коротко их присутствие в моей жизни. Я всегда думаю том, кем люди были до нашей встречи, и какими путями отправятся после. Сигги говорила, что для Сестер Последнего Милосердия это – паршивая черта, которая только усложняет работу. И оказалась права.
Рот кивнул.
– Если память – это проклятие, то я тоже страдаю от сего недуга. Во сне я часто вижу лица мертвых спутников.
– Нет, это вовсе не проклятие. Пока о мертвом помнят, он остается жив.
Рот склонил голову да улыбнулся.
– Отныне так и буду считать.
Я протянул руку, и Рот наполнил рог.
– Слышала, мать твоя – Морская Ведьма, – сказала я, с трудом выговорив последние два слова. – Правда ли это?
– Правда.
– Какими ветрами занесло ее в Голубой Ви? Она ведь замуж вышла здесь?
Рот остановился.
– Длинная история, которую лучше всего рассказывать под полуночным солнцем теплой летней ночью.
– И то верно, – согласилась я. – Я не тороплюсь.
Мы сидели молча, наблюдая за огнем.
Я сделала последний глоток вайта и погрузилась в сон, прижав к груди подбородок.
Спустя время я пробудилась, но Рот так и спал в кресле рядом со мной, запрокинув голову и с безмятежным лицом.
* * *
На третье утро, позавтракав овсянкой с медом и молоком, я собрала Сестер Милосердия. Мы спустились на пустой тренировочный двор и начали практиковать Седьмую Ступень под голубым небом, что простиралось над долом и горами.
Спустя час-два к нам присоединилась Индиго, и Ови тотчас принялась показывать шаг. Девушка быстро освоилась, и вскоре все мы с легкостью проделывали движения средь танцующих белых снежинок.
