Лена была невысокой, ее рост едва превышал полтора метра. Черные волосы, обрамляющие круглое лицо, были длиной до плеч, а еще она носила очки, полагая, что они придают ей серьезный вид – и компенсируют невысокий рост. Когда люди впервые видели ее – особенно если не знали о ее профессии, – то обращались с ней, как… ну, не как с ребенком, конечно, но и не как со взрослой. Именно поэтому она носила очки, а не линзы, хотя не была до конца уверена, что этот прием удачный.
Во время затянувшейся паузы Томас смотрел в стену, но потом все же поймал взгляд Лены и спросил:
– А если я не буду ничего делать, ни операции, ни химии… сколько мне останется?
Вопрос ее не удивил. Она уже слышала его раньше от пациентов, но Лена не любила на него отвечать. Она не верила в то, что можно сдаться без борьбы.
– Полгода, – ответила она. – Может, год. Но большую часть времени вас будут мучить сильные боли, а ближе к концу придется лечь в больницу. – Она помолчала. – Или в хоспис, смотря что выберете.
– Том, о чем бы ты ни думал, прекрати немедленно, – со страхом, но твердо велел Дэвид. – Мы будем бороться точно так же, как в прошлый раз, и победим.
Томас улыбнулся мужу грустно, но с любовью.
– Но вероятность того… – начал он.
– К черту вероятность, – рявкнул Дэвид. – Мне важен лишь ты.
Их любовь была трогательна. Брак самой Лены закончился разводом несколько лет назад. Они с мужем разошлись достаточно мирно, детей у них не было, и, хотя Лена иногда ходила на свидания, она до сих пор ни к кому не привязалась, не говоря уже о том, чтобы влюбиться.
Такие разговоры были худшей частью ее работы. Она стала доктором и выбрала своей специализацией онкологию после того, как еще старшеклассницей потеряла мать – та умерла от рака груди. Лена не была ни глупой, ни излишне самонадеянной, чтобы поверить, будто способна собственноручно исцелить рак, однако она посвятила жизнь борьбе с ним и, что важнее, давала людям надежду. Увы, дать надежду Томасу и Дэвиду она не могла и чувствовала себя ужасно.
Лена собиралась еще раз привести доводы в пользу лечения, невзирая на небольшие шансы на успех, но тут дверь открылась и в кабинет вошел мужчина в белом халате.
При виде его у Лены перехватило дыхание. Он был не просто красив, он был прекрасен – так же, как прекрасны греческие статуи: кудрявые черные волосы, высокие скулы, мужественный подбородок, полные губы и совершенно невероятные синие глаза, такие яркие, будто подсвечивались откуда-то из глубины. Они поразили Лену настолько, что всего через несколько мгновений она испытала непреодолимый порыв отвести взгляд. Халат мужчины буквально светился белизной, а на груди слева синими нитками – в цвет глаз – было вышито единственное слово: «Пеан». Имя показалось знакомым, но Лена не могла вспомнить, где именно его слышала. Под халатом на Пеане была белая рубашка и красный галстук с узором из медицинских инструментов – стетоскопов, шприцев, шпателей отоларинголога, термометров и манжетов тонометра. Образ дополняли темные брюки и ботинки, черные настолько, что казалось, будто они притягивают и поглощают свет.
Пеан был высоким, но не просто высоким – его туловище и черты лица были крупнее, чем у обычного мужчины. Создавалось ощущение, будто он принадлежит к абсолютно другому виду либо является более совершенной формой человека. И тогда ей на ум пришло это слово – «божество». Впечатление «нездешности», однако, производила не только его внешность. У Пеана была аура силы и власти, неукротимой мощи, подобно той, что аккумулируется в воздухе перед сильной грозой. Она не внушала страха, скорее придавала жизненной силы. Лена почувствовала себя бодрой и переполненной кипучей энергией, способной выйти на улицу и пробежать на большой скорости хоть километр, хоть все десять, причем не запыхавшись.
Она никогда раньше не видела этого человека. Иначе она бы его точно запомнила.
Лена не сразу сумела справиться с собой, но все же заговорила:
– У меня личная консультация с пациентом. Если вы вернетесь в приемную, я подойду к вам, как только освобожусь.
Выговорить эти слова стоило ей немалой силы воли. Она совершенно не хотела выгонять его, но сперва требовалось позаботиться о Томасе.
Пеан тепло улыбнулся.
– Именно за этим я здесь.
Его мягкий тенор медом лился в уши. Удержав взгляд Лены еще мгновение, он развернулся к Томасу, опустил глаза и прищурился, будто всматриваясь в глубину грудной клетки пациента.
– Ты болен, – сказал он Томасу. – И болен серьезно. – Он поднял глаза и улыбнулся. – Тебе необыкновенно повезло, что я воплотился здесь.
Пеан сунул руку за пазуху и вытащил из внутреннего кармана какой-то предмет длиной примерно двадцать пять сантиметров, на вид слишком длинный, чтобы вообще уместиться в кармане, и, похоже, сделанный из золота. Предмет оказался жезлом, оплетенным двумя змеями и с парой крылышек на кончике. Лена узнала жезл, хотя видела его раньше только на картинках. То был кадуцей, древний символ, выбранный медицинскими работниками своей эмблемой. Увидев жезл, Лена вспомнила, откуда ей известно имя «Пеан». Из мифологии, он врачевал греческих богов.
Удерживая жезл в правой руке, Пеан направил его на Томаса.
– Я могу изгнать сию отвратительную порчу из твоего тела. Желаешь ли ты этого?
Во взгляде Томаса, полном сомнения и недоумения, мелькнул проблеск надежды.
– Да, – ответил он.
Пеан улыбнулся.
– Хорошо. А в обмен на полученный дар ты должен присягнуть мне в верности и прийти ко мне, когда я призову тебя. Ты это сделаешь?
Дэвид положил руку Томасу на плечо.
– Не думаю, что это хорошая…
– Сделаю, – пообещал Томас.
Лена чувствовала, что за обещанием Томаса стоит нечто большее, чем отчаяние умирающего. Она ощущала исходящую от Пеана власть. Как будто он заставил Томаса согласиться со своей волей. Она хотела сказать, чтобы он прекратил это, сказать, что пациентов нельзя принуждать лечиться, но не могла вымолвить ни слова. Несмотря на неодобрение, в глубине души она была рада, что Томас согласился на условия Пеана.
Пеан кивнул, явно довольный, шагнул вперед и приложил верхушку жезла к груди Томаса. Жезл окутало золотым сиянием, а Томас судорожно вдохнул, широко открыв глаза.
Лена вскочила на ноги в испуге, что жезл причиняет ему боль, хотя инстинктивно понимала, что это не так. «Так не бывает», – говорила она себе, однако знала, что это происходит на самом деле. Более того, ради Томаса она надеялась, что подобное возможно.
Спустя несколько секунд Пеан убрал кадуцей. Без контакта с телом сияние начало угасать, пока не исчезло совсем.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Пеан.
Томас глубоко вдохнул, задержал дыхание и шумно выпустил воздух из легких.
