Самая трудная работа предстояла в осенние и зимние месяцы, когда дни становятся холодные и короткие и время лучше проводить дома, в тепле. Сначала вся семья собиралась для того, чтобы отделить длинную верхнюю шерсть от более мягкого подшерстка. (Это было особенно важно, если впоследствии шерсть шла на изготовление парусов.) Подшерсток сбрызгивали рыбьим жиром и откладывали в сторону, чтобы жир успел впитаться в волокна, делая их еще более мягкими.
Затем начиналась работа, которую выполняли в основном женщины: прядение, ткачество и шитье. Длинные жесткие волокна чесали и с помощью подвесного веретена пряли по часовой стрелке, туго натягивая, чтобы получилась очень прочная пряжа. Эти нити использовались для основы, которой следовало быть водонепроницаемой и выдерживать силу ветра.
Подшерсток подвергался более щадящей обработке. Его свободно пряли против часовой стрелки. Эти более мягкие и податливые нити использовались для утка́. Мягкие нити ссучивали друг с другом, и в результате получалась более плотная и влагостойкая поверхность. Чтобы напрясть эти разные нити, требовались и умение, и большое количество времени. Очень опытная мастерица могла спрясть от тридцати до пятидесяти метров пряжи за час, используя веретено и ручную прялку. Но если и так, то большой парус размером около девяноста квадратных метров требовал работы в течение двух с половиной современных рабочих лет
[186].
Когда дело доходило до ткачества, все зависело от местности. Скорее всего, использовались простые ткацкие станки с утяжелением основы. Большинство парусины было тем или иным вариантом саржевого переплетения – готовая ткань выглядит так, будто на ней есть диагональные линии, – исландские ткачи парусины предпочитали саржевое плетение 2×2, а ткачи Швеции и Дании использовали вариант 2×1, или tuskept, во времена викингов
[187].
Вес ткани варьировался в зависимости от размера будущего паруса. Для паруса размером около ста квадратных метров ткали тяжелую ткань. Лодкам меньшего размера предназначалась более легкая парусина
[188]. Работа требовала много времени. Один метр парусины ткали около двадцати часов. Потом ткань валяли, что стабилизировало ее размер. Это очень важно, если вам нужна ткань, которая будет использоваться в сырых и ветреных условиях. Свойлачивание иногда выполняли с помощью специальных валяльных досок, или ткань просто раскладывали там, куда доходил прилив, придавливали камнями, позволяя потоку воды делать свое дело. Затем валяную ткань растягивали и высушивали. Так как ткали парусину на узких станках, ее полосы, называемые рулонами, для паруса сшивали, чтобы получился канонический квадратный парус. Но и тут были региональные особенности. На Фарерских островах на станках можно было ткать материю длиной около пяти метров, достаточной, чтобы изготовить традиционный местный парус
[189].
Завершающим этапом был двухступенчатый процесс, известный как smörring. Во-первых, ткань натирали смесью воды, конского сала или рыбьего жира и охры, земли рыжеватого оттенка. Когда парус высыхал, на него наносили горячий коровий жир или еловую смолу. Жирование помогало сгладить различия между отдельными рулонами, чтобы ветер легко скользил по стыкам. А частички охры закрывали отверстия между шерстяными волокнами. Современные попытки изготовить ткань по точным стандартам викингов показывают, что валяная, но не обработанная ткань пропускает на 30 процентов меньше воздуха, чем ее неваляный вариант, тогда как у полностью обработанной smörred парусины воздухопроницаемость стремится к нулю, существенно повышая ее эффективность в качестве паруса. Эти паруса были так хорошо сделаны, что при правильном уходе могли продержаться от сорока до пятидесяти лет.
Изготовление текстиля и особенно технически сложных парусов требовало больше усилий, чем строительство самого корабля. Считалось, что хватит двух опытных корабелов, чтобы за две недели построить драккар. Чтобы изготовить парус, двум таким же опытным мастерицам требовался целый год или даже больше, в зависимости от требуемого размера
[190].
Хотя мы не можем точно сказать, о чем думали строители церкви в Тронденесе, когда затыкали прорехи в крыше старыми парусами, мы знаем, почему они там оказались. Если изготовление парусов было делом всей общины, то и уход за ними был общим делом. В 1309 г. король Хакон V обнародовал закон, который обязывал каждую область ремонтировать и оборудовать один корабль, чтобы использовать его во время войны. Согласно этому закону «парус и прочее оборудование, используемое для защиты страны, следует держать в церкви в соответствии с древней традицией». Сразу можно представить маленькие общины, вместе работавшие над тем, чтобы «одеть» корабль и местных моряков. Это объясняет и разнообразие парусины, и, возможно, то, почему работа была так качественно выполнена: одежду и паруса, сотканные дома зимними вечерами женщинами, скорее всего, предстояло использовать их братьям, сыновьям, мужьям и отцам
[191].
Недавние попытки экспериментальной археологии – строительство судов по спецификациям викингов с использованием тех сведений, которые были получены в Тронденесе, – позволили понять, каково было плавать на корабле под шерстяными парусами. Предполагалось, что квадратные паруса викингов окажутся неэффективными, позволяя плыть только с подветренной стороны. Но это не так. Достоверная копия смогла работать под углом пятьдесят градусов, что всего на пять градусов меньше, чем можно было бы ожидать от современного парусника
[192].
К другим берегам
«A furore Normannorum libera nos, Domine».
«От ярости норманнов избавь нас, Господи».
Европейская молитва, IX и X вв.
В июле 793 г. несчастье обрушилось на монастырь в Нортумберленде на северо-востоке Англии. «И пришли они в церковь на Линдисфарне, – написал позднее летописец, – все разграбили, осквернили святые места своими нечистыми стопами, выкопали алтари и захватили все сокровища святой церкви». Даже святые братья не уцелели: кого-то убили, других утопили в море или увезли с собой, предположительно обрекая на пожизненное рабство. Злодеями, разумеется, были викинги. Шок от их нападения на Линдесфарн разошелся по всему христианскому миру. Алкуин Йоркский, английский ученый, написал возмущенное письмо всем могущественным персонам, которых он мог только вспомнить. «Никогда ранее, – бушевал он в своем послании королю Этельреду, – подобный ужас не случался в Британии, но теперь мы пострадали от набега язычников»
[193].
