К сожалению, я вынуждена сознаться, что немногие из французских офицеров встретили отпор со стороны полек, но зато те из дам, кто устоял перед соблазном, внушили своим воздыхателям любовь самую продолжительную и полную рыцарского поклонения. Случилось даже несколько браков, но мало: французы того времени почти не имели времени обзаводиться семьями.
Среди знакомых, вернувшихся в Варшаву, был и принц Боргезе, упоенный своими военными успехами. Так как он состоял еще в чине полковника, император хотел дать ему повышение: для вида сохранив приличия, он отправил принца с полком в такое место, где тот подвергся легкому обстрелу и скорее добыл себе немного славы, чем ощутил настоящую опасность. Полковник страшно гордился, пустив в дело в первый раз свою саблю, и, встретив у нас господина де Вожирона, с серьезным видом обратился к нему: «Скажите же графине, как я действовал саблей!»
Этот громкий военный подвиг был отмечен в военных бюллетенях в необыкновенно пышных выражениях, и спустя некоторое время его императорское высочество, в воздаяние за заслуги и проявленную храбрость, был назначен губернатором Турина, где мог бы отдыхать затем в продолжение всей своей жизни от военных трудов, если бы не супруга, доставлявшая ему немало забот и неприятностей
[27].
Тильзит
Раздача знамен трем польским легионам – Князь Понятовский – Победа при Фридланде – Граф Станислав Потоцкий о свидании в Тильзите – Слезы прусской королевы – Ловкость Александра – Банкет – Создание герцогства Варшавского
С каким пылом и усердием была организована армия спустя некоторое время после возвращения Наполеона в Варшаву! Третьего мая 1807 года три легиона, созданные как по мановению волшебной палочки, получили свои штандарты и знамена.
Я видела немало всяких торжеств, присутствовала на самых блестящих празднествах, принимала участие и не раз наблюдала всевозможные триумфы, но ничто не произвело на меня такого потрясающего впечатления, как церемония на Саксонской площади.
Вокруг строгого алтаря, воздвигнутого среди площади, теснилась эта юная и в то же время величественно-прекрасная армия, с благоговением слушавшая обедню, которую служил архиепископ. Нет ничего внушительнее и прекраснее патриотического подъема, соединенного с верой и славой. Когда наступил момент освящения, штандарты поднесли высоким особам, которые должны были, согласно древнему обычаю, прибить знамена к древкам.
Князь Понятовский в качестве генерал-аншефа председательствовал на этом торжестве. На его благородном и удивительно выразительном лице отражались мужество и великодушие. Передавая прекрасным юным воинам новые знамена, он обратился к ним с речью, призывая к славным подвигам. Князь не хотел, чтобы дамы остались в стороне от события, которое принесет им вскоре столько ужасных тревог и горьких сожалений. Молодежь рвалась к оружию, и не было матери, жены или сестры, которая не дрожала бы за кого-нибудь из близких. Мы также имели честь прибить штандарты, вышитые нашими руками.
Война продолжалась, и мы ожидали, когда польская армия получит приказ о выступлении. Сколько сердец при этом трепетно билось! Одни – полные надежды, другие – страха. Дети не могли удержаться от проявлений восторга, а матери – от слез отчаяния и горя.
Семнадцатого июня прибывший с театра войны курьер привез известие о победе французов под Фридландом, победе, принесшей с собой мир. Император отправился в Тильзит для переговоров о мире.
О знаменитом тильзитском свидании я скажу лишь несколько слов. Граф Станислав Потоцкий, мой свекор, рассказывал мне о нем любопытные и малоизвестные подробности. Его вызвали в Тильзит для внесения под наблюдением Наполеона некоторых соответствующих и необходимых поправок в Конституцию 3 мая, которую он хотел сохранить, насколько это возможно, в прежнем виде и не придавать ей формы императорского указа
[28].
Многие думали, что гласность, которую Наполеон намеренно придал этому акту, послужит угрозой для Александра: Наполеон всегда указывал ему на Польшу как на грозный призрак, готовый рано или поздно сбросить свой саван и потребовать восстановления своих прав.
Тильзитское свидание было, наверное, одним из самых блестящих моментов царствования Наполеона. Прусские король и королева явились туда в качестве смиренных просителей. Они были всецело обязаны Александру сохранением своего королевства, которое едва не исключили из числа европейских государств, чего мы желали от всей души. Прекрасная королева сделала вид, что хочет упасть перед Наполеоном на колени, но тот поспешил предложить ей руку и проводил ее в свои апартаменты
[29].
Оба монарха, сопровождавшие ее, хранили молчание. Королева сначала тихим голосом стала взывать к великодушию победителя, а затем прибегла к слезам. Наполеон, как показалось, был тронут ее смирением и печалью, но тем не менее не мог удержаться, чтобы не сказать, что он чувствует ее бессильную ненависть. Затем он в необыкновенно любезных выражениях заметил, что, увидев ее, более не удивляется тому огромному количеству врагов, которых она ему создала, а также той ярости, с которой Германия восстала против него.
Александр, чувствуя необходимость переменить разговор, который начинал принимать опасный оборот, заметил с тонкостью, составлявшей отличительную черту его характера, что «все усилия неприятеля остались безуспешными ввиду того, что были направлены против гения, которому могут противодействовать только те, кто его не знает».
Так прошло первое свидание, закончившееся пышным банкетом. По этому случаю королева сняла свой траур и надела пурпурную мантию и диадему, которые носила с редким величием. Император повел ее к столу и посадил справа от себя. Отличаясь большим умом и принимая участие в важных государственных делах, Луиза решила заручиться расположением того, кто держал в своих руках судьбу Пруссии.
Прощаясь с ней, Наполеон под влиянием обворожительного обращения Александра, которого он называл «красивейшим и хитрейшим из византийцев», а также очарованный красотой королевы и ее раскаянием, подарил ей Силезию, одним росчерком пера уничтожив статью трактата, по которой эта провинция была уже выделена из состава Пруссии. Эту щедрость победителя Талейран весьма не одобрил.
Что же касается прусского короля, то, по своему ничтожеству, он только молчал. Он вел войну исключительно с тем, чтобы угодить честолюбивым желаниям королевы, и заключил мир, стремясь к своей обычной мирной жизни и даже не отдавая себе отчета, что может потерять, а что выиграть.
