Однажды вечером, сидя за чаем, мы вели оживленную беседу о последних событиях, как вдруг входит один из гостей и рассказывает, что прибыл курьер из Парижа. Вена немало вынесла от пребывания французов, и неприятные воспоминания об этом были еще живы среди венцев, поэтому их поразило прибытие курьера с секретными депешами.
За исключением нескольких поляков, все собравшиеся в этом блестящем салоне питали к Наполеону безмерную ненависть, причем его самым пламенным и опасным врагом был, бесспорно, граф Поццо ди Борго, корсиканец. В то время как он разглагольствовал о грядущих событиях, явился слуга и доложил о приезде русского посла – графа Разумовского.
Все бросились навстречу послу и засыпали его вопросами, но выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Он был смущен и лишь после нескольких минут неловкого молчания объявил, что следом за вызвавшим волнение французским курьером едет маршал Бертье с высоким поручением от своего августейшего попечителя просить руки эрцгерцогини Марии Луизы. Более того, этому вчерашнему солдату, только что выскочившему в принцы, была оказана высокая честь быть представителем особы императора и короля. Это необычайное и знаменательное событие явилось результатом тайного соглашения, подписанного Меттернихом в Париже с разрешения и от имени императора Франца. Принца Невшательского (Бертье) на границе встретил один из знатнейших вельмож страны – князь Павел Эстергази.
Эти подробности, переданные с лихорадочным возбуждением, были вполне достоверны и подействовали на нас подобно молнии, ударившей в электрический провод и превратившей в пепел всех, кто теснился вокруг графа Разумовского; но реакция не заставила себя долго ждать. Через несколько мгновений немого изумления салон огласил общий крик ужаса и все стали возмущаться неприличием и низостью подобного союза, который отдавал во власть гнусного узурпатора первую принцессу Европы!
Раздавались проклятия и сдержанные рыдания. С некоторыми дамами сделалась истерика, а мужчины сначала только возмущались, а затем пришли в ярость. «На земле больше нет справедливости!» – кричали они. «Остается только покинуть Европу и переселиться в Америку!» – возмущались женщины. Самые чувствительные утверждали, что принцесса умрет и подобное кощунство не совершится. Другие высказывали предположение, что Наполеон сойдет с ума от счастья и что Небо допустило подобный скандал, чтобы самым жестоким образом поразить современного Навуходоносора.
Среди общего возбуждения я одна оставалась спокойна. Мне пришла в голову неожиданная мысль: как интересно было бы теперь отправиться в Париж и присутствовать при этом блестящем mesalliansel Весь остаток вечера я провела, раздумывая над этим планом, а вернувшись домой, сообщила его мужу.
К сожалению, он совершенно не интересовался тем, что выходило за рамки его обычных занятий, и очень желал вернуться в Польшу. Впрочем, не противясь высказанному мною желанию, которое, в сущности, было не больше чем мечта, он написал своим родителям, и они не только поспешили прислать мне свое согласие на эту поездку, но даже поручили устроить там одно весьма важное дело.
На другой день после описанного бурного вечера все опять собрались там же и в то же время, потому что, сурово порицая предполагаемый брак, тем не менее сгорали от нетерпения узнать малейшие подробности. Само собой разумеется, я тоже присутствовала.
Князь Эстергази проводил посла во дворец, где вопреки существующему обычаю и этикету для него уже приготовили помещение, и, чтобы придать своему приезду официальный характер, он должен был проехать через мост, наскоро построенный на развалинах крепостных валов, которые были взорваны французами при отступлении. В тот же день маршал сделал торжественное предложение на частной аудиенции у императора Франца. Вскоре после этого он передал эрцгерцогу Карлу собственноручное письмо императора Наполеона, который уполномочивал принца заменить его при совершении брачного обряда. С большим трудом я достала копию этого письма, которое и привожу здесь:
«Любезный кузен!
Я считаю долгом принести свою благодарность Вашему Императорскому Высочеству за то, что вы явились моим заместителем при моем бракосочетании с эрцгерцогиней Марией Луизой. Ваше Императорское Высочество знает, что мое давнее уважение к вам основано на ваших высоких качествах и великих подвигах! Желая дать вам в том яркое доказательство, прошу вас принять ленту Почетного легиона и крест того же ордена, который я сам всегда ношу и который украшает двадцать тысяч солдат, отличившихся на поле битвы.
Первый орден – это дань вашему гению как полководца, а второй – вашей храбрости как солдата…»
Через два дня совершилось подписание свадебного контракта и было выдано приданое, с незапамятных времен предназначавшееся австрийским эрцгерцогиням и составляющее 500 тысяч франков налогом.
Одиннадцатого марта 1810 года был торжественно совершен обряд венчания в церкви Святого Августина, после чего последовал императорский банкет, на котором присутствовал и посол, хоть и вопреки этикету венского двора, не допускающего присутствия иностранцев на семейных торжествах.
Граф де Нарбонн
Туфля Марии Луизы – Граф де Нарбонн у принца де Линя – Ментор – Приезд в Мюнхен – Ванна – Селадон – Графиня одна уезжает в Страсбург
Между тем в качестве чрезвычайного посла прибыл граф Луи де Нарбонн с поручением сопровождать или, лучше сказать, предшествовать молодой императрице, соблюдая обычный церемониал, и ни в чем не отступать от этикета, который был установлен для приезда Марии-Антуанетты.
Мария Луиза, не отличаясь красотой, славилась своими хорошенькими ножками, и Анатоль де Монтескьё, посланный курьером, чтобы объявить Наполеону о состоявшемся бракосочетании и дне выезда высокой новобрачной, получил для передачи его величеству вместо портрета маленькую туфлю принцессы. Этот оригинальный подарок имел огромный успех при французском дворе. Уверяли даже, что Наполеон положил этот первый залог любви, увы, эфемерной, себе на сердце.
Австрийская аристократия с большим почетом приняла графа де Нарбонна, который своими изящными манерами с успехом сглаживал вульгарность Бертье. Я встречалась с графом ежедневно в салоне принца де Линя, где он основал, по его словам, свою главную квартиру.
Здесь, сбросив с себя величие сана чрезвычайного посла, он часто развлекал нас рассказами о высокопоставленных особах, с которыми ему приходилось сталкиваться: возмущаясь в глубине души всем происходившим, они часто не знали, как держаться в том или другом случае, чтобы не навлечь на себя неудовольствие за слишком откровенное неодобрение. Крайне любезный старик граф де Нарбонн в молодости отличался блестящими победами при французском дворе. После революции он искреннейшим образом примкнул к императорскому правительству и даже стремился к славе, хоть и не столь легковесной, как слава повесы, но зато приобретаемой с большим трудом.
Назначенный при Людовике XVI военным министром, он не сумел удержаться на этом высоком посту более трех месяцев. Умеренные роялисты обвинили его в пристрастии к Англии, утверждая, что не следует допускать во Франции иностранного влияния. С другой стороны, клубы с яростью объявили его врагом революции и якобинцев. Граф нашел приют в Швейцарии, а отсюда не замедлил переправиться в Англию, где и получил известие о смерти Робеспьера. Граф был одним из первых, приветствовавших возвышение Наполеона по его возвращении из Египта.
