Я нежно любила свою мать. Я чувствовала, что многим ей обязана; за ее высокую добродетель и благородный характер я питала к ней глубокое уважение, но это чувство было как бы сковано чем-то похожим на страх, и в наших отношениях проскальзывала какая-то натянутость. Она, видимо, ждала от меня откровенности и доверия. Порой я сама чувствовала потребность излить ей душу, но стоило мне только выразить мнение, противное ее взглядам, она тотчас же принимала суровый вид, и признание, уже готовое вырваться из глубины сердца, замирало у меня на устах.
Тем не менее я чувствовала потребность в любви если не более нежной, то по крайней мере более доверчивой. Между молодыми особами, с которыми мне приходилось встречаться, была госпожа Соболевская, всего несколькими годами старше меня. Она очень нравилась мне необычайной прелестью личика и мягкостью манер. При том в ней было столько скромности и кротости, что она неудержимо привлекала к себе все сердца, и только ей самой это казалось странным. Когда строгая сдержанность покидала ее, она делалась совершенно очаровательной, и я не знала женщины более любезной и милой. Во всех ее поступках светилась душа возвышенная и чистая.
Сначала я ее любила чисто инстинктивно, затем, когда научилась размышлять, стала ее любить потому, что это было прекрасное существо. Я всегда буду ее любить, потому что эта любовь стала привычкой и потребностью моей жизни. Никогда у меня не было от нее тайной мысли или поступка, она знала меня такой, какой я была на самом деле. Я несла ей свои печали, надежды, радости и огорчения и всегда находила снисходительную любовь, испытанную дружбу и отношение самое милое и сердечное.
Моя мать с удовольствием смотрела на возникшую между нами близость. Это был единственный человек, которого она мне позволяла любить.
Ланцут и Пулавы (1803)
Сентиментальная прогулка при луне – Женская хитрость – Свадебные визиты – Княгиня маршалкова – Епископ Лаонский – Пулавы – Князь Адам-Казимир Чарторижский – Благородство его характера – Пулавский парк – Храм Сивиллы – Готический дом – Воспоминания о Фридрихе Великом – Император Иосиф II – Князь Кауниц
Мы прибыли в Варшаву в самую лучшую пору года, но скоро перебрались в Вилянув, чудное поместье, знаменитое по воспоминаниям о Яне Собеском, который когда-то здесь жил.
Поместившись в прелестных комнатах, отведенных мне свекровью [графиней Александрой Потоцкой], я почувствовала себя на вершине счастья. Моя мать принципиально воспитывала меня в правилах строгой экономии, и вдруг теперь я стала богатой и независимой.
Не чувствуя к мужу страстной любви, я начала испытывать к нему нежную привязанность.
Здесь я снова встретилась с госпожой Соболевской. Родители моего мужа были внимательны и любезны со мной, ничто, казалось, не омрачало моего счастья, но это только так казалось на первый взгляд. А на самом деле лунному свету суждено было лишить меня на некоторое время того блаженства, которым я наслаждалась. Как я уже раньше говорила, моя романтическая натура не довольствовалась тихой и спокойной жизнью. Мне вдруг пришла в голову мысль заставить моего мужа страстно в меня влюбиться.
Однажды вечером, когда мы гуляли по берегу Вислы, под вековыми деревьями, в тени которых происходили любовные встречи Яна Собеского с красавицей Мари д’Аркьен, я завела разговор о чувствах, утверждая, что все счастье на земле зависит от взаимной любви – страстной и вечной!.. Мой муж терпеливо слушал меня некоторое время, потом посмотрел на часы и сказал, что уже поздно, пора домой, к тому же комары ужасно кусаются.
Я ответила ему на это замечание самым равнодушным тоном, но оно так меня обидело, что, вернувшись домой, я залилась слезами; мне казалось, что я самая несчастная женщина на свете, которую любят так мало и так вульгарно: ведь не могла же я согласиться, что любовь в комнате и любовь на свежем воздухе при луне – одно и то же.
С этой минуты я думала только о том, как бы возбудить в сердце мужа страсть, от которой, по моему мнению, зависело все мое будущее счастье. По зрелом размышлении я пришла к заключению, что лучше всего возбудить в муже ревность, но, не желая вмешивать в эту маленькую интимную поэму третьих лиц, я решила написать сама себе страстное любовное послание. Чтобы придать ему более естественности и правдоподобия, я наряду с робкими и в то же время страстными признаниями в любви наполнила его остроумными замечаниями об окружающих меня лицах. Я так ловко изменила свой почерк, что мой муж (он нашел письмо в кадке с апельсиновым деревом) ничего не заметил и показал его, смеясь, своей матери. Я была в восторге, что мне так ловко удалось всех заинтриговать, и уже торжествовала победу, совершенно не предполагая, какой оборот примет вся эта история.
Хотя шутки, содержавшиеся в письме, были совершенно невинного свойства, тем не менее свекровь обиделась. Несколько раз перечитав письмо, она сравнила почерки и в конце концов, конечно, открыла, что автор этой мистификации я. Решено было испытать, до какой степени я буду упираться в своей лжи, которая казалась еще более преступной потому, что цель ее была неизвестна.
Я встревожилась и уже раскаивалась в своей проделке. Вдруг вижу, что ко мне входит свекор, и по лицу его замечаю, что он пришел с целью устроить мне допрос. Я потеряла голову от страха, но все же не призналась в своей глупой шалости, а продолжала отпираться, хотя, надо сознаться, весьма неискусно.
Мой свекор проявил во всей этой истории необыкновенную деликатность. Видя, что я упорно стою на своем, он удалился, а за допрос принялся муж. Я умирала от стыда, но защищалась с отчаянием. Кончилось тем, что я залилась слезами и, бросившись перед ним на колени, во всем ему призналась. Он простил меня, потому что понял, чем вызван мой поступок, и принял мою шутку за простую детскую шалость. Совсем иначе посмотрела на это моя свекровь. Она вынесла из этой истории весьма нелестное мнение о моем характере, приписывая это глупое и смешное письмо моей склонности к интриге, хотя я позволила себе подобную шутку первый раз в жизни.
От огорчения я заболела, а так как уже была в интересном положении, все стали за мной ухаживать, чтобы меня успокоить. Тем не менее я отлично понимала, что все эти нежные попечения вызваны исключительно моим положением и что свекровь никогда не вернет мне своего прежнего доверия и любви: при всех своих достоинствах она не обладала настолько тонким умом, чтобы понять оттенки чувств, наполнявших мою душу. Под влиянием охватившей меня надежды стать матерью исчезла всякая неловкость, и так как – что самое главное – все ожидали наследника, то я сделалась предметом самых внимательных попечений и нежных забот.
Первая половина моей беременности протекала очень тяжело, что заставило мужа отложить необходимые визиты для знакомства меня со всеми родственниками. Когда я оправилась настолько, что могла переносить тряску кареты, мы отправились в замок Ланцут, где пребывала княгиня Любомирская – бабка моего мужа. Ее называли княгиня маршалкова
[11]. Трудно было встретить особу, в которой наряду с высокими достоинствами уживалось бы столько значительных недостатков. Она не любила ни своих детей, ни свою родину и, постоянно скучая, переезжала с места на место. Чуждая всему, кроме старинных традиций французского двора, она гораздо лучше была знакома с веком Людовика XIV, чем с событиями, сопровождавшими гибель ее родины.
