Король говорит:
– Мне нравится, когда у женщины аппетит. Покойная Екатерина, когда мы поженились… когда мы думали, что поженились, – поправляется он, – могла умять уточку. А потом… – он отводит взгляд, – она начала соблюдать особые посты. Более строгие, чем предписано. Это все ее испанская кровь.
Он думает, она молилась за нас. Приносила свои голодные боли как жертву за Англию.
Джон Хуси доставляет перепелок в семь утра. Джейн из своих покоев распоряжается: половину изжарить на обед, остальных мы съедим за ужином.
Он спрашивает у Хуси:
– Ребенок еще не родился? Королю не терпится узнать. Он обрадуется, если у Лайла будет сын и наследник.
Хуси мотает головой. Вид смущенный, впрочем у Хуси он всегда смущенный.
– Быть может, Хонор ошиблась в подсчетах, – говорит Фицуильям. – Что советуют врачи?
– Они советуют хранить терпение.
Фицуильям говорит:
– К рождению он будет знать грамоту, сумеет разгрызть мозговую кость и потребует деревянный меч.
За перепелов и вишни, когда те наконец поспевают, Джейн соглашается взять фрейлиной одну из дочерей леди Лайл. Джейн просит прислать двух, а ту, которую не возьмет, обещает пристроить в свиту какой-нибудь другой знатной дамы. Она любезно говорит, что девушки могут носить свои французские платья, хотя английская мода за этот год изменилась.
Однако, когда девицы прибывают, Джейн смотрит на них и говорит: «Ой, нет, нет, нет. Я возьму эту, только уведите ее и переоденьте поскромнее».
Энн Бассет нужны льняные сорочки, такие тонкие, что сквозь них просвечивает кожа. Нужен чепец-гейбл и пояс, плотно расшитый жемчугом. Когда она вновь предстает перед королевой, на ней платье миледи Сассекс, волосы упрятаны, а голова плотно стянута чепцом.
Когда он в следующий раз видит Хуси и окликает, тот поспешно направляется в другую сторону.
Уайтхолл. Он вместе с Грегори является к покоям леди Марии. Ожидается приход кого-то чрезвычайно важного. Приближенные обступают его, спрашивают: «Кто это будет, лорд Кромвель?» Белошвейка Марии принесла корзину. Пришел музыкант настроить ее верджинел. Карлица по имени Джейн семенит по комнате: «Добро пожаловать, все и каждый».
– Додд! – приветствует он церемониймейстера Марии. – Сегодня к вам большая особа. – Он говорит громко, чтобы все слышали. – Испанский джентльмен, присланный императором в подмогу Шапюи – ухаживать за леди Марией.
У одной из королевиных дам, Мэри Маунтигл, в руках кошелек с деньгами – королева вчера проиграла в карты и теперь прислала долг. Мэри сопровождает другая фрейлина, Нэн Зуш, как будто ее могут ограбить по дороге. Обе повисают у него на локтях.
– Испанский джентльмен? Разве дом Луиш не португалец?
– Хотя это одно и тоже, – замечает Нэн Зуш. – Все они кузены императору.
Маунтигл спрашивает:
– А дом Луиш говорит по-английски? Если нет, лорду Кромвелю придется стоять на коленях рядом с брачным ложем и переводить.
– Я не знаю португальского, так что придется им обойтись, – говорит он. – А леди Мария всегда забирает свой выигрыш?
– Всегда, – говорит Нэн. – И она такая азартная! Как-то в игре в шары поставила на кон свой завтрак.
Маленькая женщина говорит:
– Надеюсь, посол не привез ей засахаренные фрукты. У нее зубы болят. – Показывает свои. – А я так орехи могу разгрызать.
Великие люди входят под звук хихиканья. За новым послом, доном Диего де Мендосой, идет Шапюи, за Шапюи – его фламандский телохранитель. Дон Диего из тех, кому нужно много свободного места. Шапюи суетится, отступает в сторону, чтобы новый посол мог покрасоваться плюмажем и черным бархатом. Мендоса почтительно несет в руках письмо, перевязанное черной лентой. На письме – печать с двуглавым орлом.
– Лорд Кремюэль, – говорит посол, – я о вас наслышан.
– А у меня, – любезно отвечает он, – такое чувство, будто я с вами знаком. Вы ведь, наверное, родственник тому Мендосе, что был послом во времена кардинала.
– Имею честь.
– Кардинал его запер.
– Нарушение всех принятых законов дипломатии, – говорит Мендоса. В голосе такой холод, что мог бы выморозить виноградник. – Я не знал, что вы были тогда при дворе.
– Я и не был. Поскольку я был кардинальским слугой, я унаследовал его заботы.
– Но не его методы, – поспешно добавляет Шапюи.
Заметно, что Эсташ стремится к успеху этой встречи.
– У вас много общего, господа. Дон Диего бывал в Италии. В университетах Падуи и Болоньи.
– Вы там бывали, Кремюэль? – спрашивает Мендоса.
– Да, но не в университете.
– Дон Диего знает арабский, – сообщает Шапюи.
Он сразу навостряет уши:
– Много ли надо времени, чтобы его выучить?
– Да, – отвечает дон Диего. – Годы и годы.
Он спрашивает:
– Привезли ли вы миледи портрет дома Луиша?
– Только это. – Посол демонстрирует письмо.
– Я думал, возможно, у вас с собой его миниатюрный портрет, который вы носите у сердца.
Что-то у дона Диего с собой точно есть, о чем он и на миг не забывает, как невозможно забыть о каленом железе под рубашкой. Без сомнения, это второе письмо, возможно шифрованное.
– Разумеется, есть подарки. Их везут на муле, – говорит Мендоса.
– Потому что они большие, – добавляет Шапюи.
– Это хорошо. Леди Мария любит все дорогое. Потому-то отец и взял ее ко двору. Слишком накладно было содержать ее отдельно. Каждую неделю она снова просит денег.
– Она щедра при своих скудных средствах, – говорит Шапюи. – Творит дела милосердия.
– Полагаю, она живет, как пристало принцессе? – спрашивает дон Диего. – Вы же не ждете от нее иного?
– Обычно, – замечает Шапюи, – если вы именуете ее правильным титулом, лорд Кремюэль наступает вам на ногу. Ее называют просто именем, Мария. Но смотрите-ка, когда ее предлагают как невесту, мы называем ее принцессой, и внезапно… – он ухмыляется, – Кремюэль совершенно не против.
Открывается дверь, выходит капеллан Марии, беседуя с ее врачом, испанцем.
Капеллану он говорит:
– Добрый день, отец Болдуин. Как миледи?
С доктором здоровается на лучшем своем кастильском – утритесь, Мендоса.
– Я дам вам четверть часа, посол, затем, к сожалению, вынужден буду вас прервать.
Шапюи возмущен:
– Они не успеют даже помолиться вместе.
– О, они будут молиться? – Он улыбается.
Церемониймейстер Додд проводит Мендосу в комнату приемов.
