Джентльмены переглядываются. Он спрашивает:
– Так с дублетом вы покончили?
Заходит посыльный, шепчет Гардинеру на ухо. Вручает бумагу, которую тот передает герцогу – украдкой, однако он, Томас Эссекс, успевает различить печать французского короля. Норфолк читает с явным удовольствием – с таким удовольствием, что не может удержаться:
– Франциск поздравляет нашего короля с благим начинанием.
– С вашей отставкой, – поясняет Гардинер. – Французам есть что рассказать нам по поводу ваших честолюбивых устремлений. Не говоря уже о том, как вы обманывали доверие нашего государя.
Тут-то он наконец понимает то, что не мог угадать прежде: почему сейчас и кто за этим стоит. Видимо, в начале весны, когда Норфолк был во Франции, Франциск впервые намекнул на возможность союза и назвал цену. Ценой был я, и король не соглашался. До последних дней.
Он говорит:
– Французы предпочитают иметь дело с вами, милорд Норфолк.
Норфолк раздувается, будто его похвалили. Клянусь Богом, думает он, я не знаю, что непомернее: честолюбие Норфолка или его тупость. Разумеется, французам любезнее посланник, которого можно обвести вокруг пальца, а если до такого дойдет – купить.
– Я хотел бы вернуть нас… – начинает Рич.
– Да уж, – говорит он, – вам стоит сменить тему, иначе вы рискуете доказать, как плох я был для Франциска.
Рич листает старый письмовник:
– В дни кардинала вы сильно разбогатели.
– Но не за счет того, что платил мне Вулси. За счет моей юридической практики, да.
– Как вам это удалось?
– Много работал.
– Вулси обычно щедро вознаграждал своих слуг, – говорит Ризли.
– Да, что Стивен вам подтвердит. Однако есть и расходы. Кардинал впал в немилость, не успев полностью уплатить долги. Враги накинулись на его имущество. В конечном счете он стоил мне убытков.
– Когда вы говорите «враги», вы имеете в виду короля? – спрашивает епископ.
– Гардинер, не держите меня за глупца. Неужто я бы оказал вам услугу, назвав короля вором?
– Вы цеплялись за кардинала, – продолжает Рич, – даже когда его обличили в измене.
– То, что вы зовете «цеплянием», король называет верностью.
– Да, называл. – Зовите-меня чуть не плачет. – Я сам слышал.
Он смотрит на Ризли. Меня не трогают твои слезы. Ты сам выбрал, кому служить. Вслух говорит:
– Король до сих пор горюет о кардинале.
Гардинер говорит:
– Можно не приплетать сюда кардинала? Нас интересует живой изменник.
Рич произносит раздраженно:
– Я хочу приступить к главному, перейти к леди Марии, но не могу этого сделать, не упомянув…
Гардинер вздыхает:
– Если иначе никак.
Рич говорит:
– Вы носили перстень, полученный от Вулси. Говорили, что он обладает некими свойствами…
– Желаете его получить, Рикардо? Я распоряжусь, чтобы вам прислали. Он защитит вас от утопления.
– Видите! – восклицает Норфолк. – Кольцо чародейское. Он признался.
Он улыбается:
– Перстень оберегает от диких зверей. И приносит любовь государей. Непохоже, чтобы он действовал, правда?
– И еще… – Рич смущен. Теребит нижнюю губу. – И еще, говорят, он влюбляет принцесс в того, кто его носит.
– У меня от них отбою нет. Не знаю, как и отвадить.
Ризли говорит:
– Вы не отваживали леди Марию.
Рич добавляет:
– Вы дерзнули, и королю это известно, вы дерзнули злокозненно втереться к ней в доверие, так что она называла вас… – он сверяется с записями, – «моим единственным другом».
– Если мы говорим о днях после смерти Анны Болейн, то, полагаю, я и впрямь был ее единственным другом. Если бы я не убедил Марию подчиниться отцу, ее бы уже не было в живых.
– И почему же вы так стремились сохранить ей жизнь? – спрашивает Гардинер.
– Быть может, потому, что я христианин.
– Быть может, потому, что вы рассчитывали получить от нее награду.
– Она была беспомощной девушкой. Чем она могла меня вознаградить?
Норфолк говорит:
– Вы в своей гнусной гордыне возымели богопротивное намерение на ней жениться.
– Например, – говорит Рич, – вы однажды были ее Валентином и сделали ей подарок.
– Вы знаете, как это бывает, – раздраженно отвечает он. – Мы тянули жребий.
– Да, – говорит Ризли, – но вы подтасовали жеребьевку. Вы хвастались, что можете подтасовать что угодно. Даже жеребьевку на турнире. Я точно помню, в день, когда ваш сын впервые выехал на ристалище, вы сказали ему, не бойся, я сделаю так, что ты попадешь в одну команду с королем, тебе не придется выступать против его величества.
– Это Грегори вам сказал?
– В тот же день. Вы ранили его гордость.
– Он сказал это по простоте душевной. И вам, Зовите-меня, потому что считал вас другом. Однако, полагаю, вам приходится работать с теми обвинениями, что у вас есть. Валентин? Колдовство? Присяжные поднимут вас на смех.
Впрочем, думает он, присяжных не будет. Суда не будет. Они проведут через парламент билль о лишении прав и покончат со мной. Не мне на это жаловаться – я сам к такому прибегал.
Рич хмурится:
– Было кольцо. Как я понимаю, летом тысяча пятьсот тридцать шестого года вы подарили Марии кольцо.
– Но не в знак любви. И в итоге она носила его не как кольцо, а как украшение на поясе. – Он закрывает глаза. – Потому что оно было слишком тяжелое. Слишком много слов.
– Каких слов? – спрашивает Норфолк.
– Восхваляющих послушание.
Гардинер разыгрывает изумление:
– Вы считали, что она должна вас слушаться?
– Я считал, она должна слушаться отца. И я показывал этот предмет его величеству. Счел это разумной предосторожностью на случай обвинений, какие сейчас выдвигаете вы. Королю кольцо так понравилось, что он забрал его и сам подарил дочери.
Ризли опускает взгляд:
– Чистая правда, милорд. Я при этом присутствовал.
Рич с ненавистью косится на Ризли:
– И все равно, объем вашей переписки с леди Марией, ваше неоспоримое на нее влияние, характер сведений, которыми она с вами делилась, сведений, касающихся ее телесной…
– Вы хотите сказать, она жаловалась мне на зубную боль?
– Она сообщала вам то, что приличествует знать врачу. Не постороннему человеку.
