Он в смятении:
– Она вопит так, словно увидела епископа Гардинера.
Брэндон фыркает. Томас Говард кисло улыбается.
– Не хотите сказать их милостям, как рады их видеть? – спрашивает леди Брайан у своей подопечной. – Песенку не споете?
– Позволю себе усомниться, – говорит Норфолк.
– «Ой-лю-лю, лю-лю, лю-лю, – выводит леди Брайан. – Дрозд строит храм на холме, зяблик на мельницу тащит мешок…» Нет? Не важно, милая. Держите. – Она достает кольцо из слоновой кости, перевязанное зелеными ленточками, дитя хватает кольцо и сует в рот. – Ее зубки растут очень медленно.
Суффолк взирает на ребенка с высоты своего роста:
– Слава богу, не то, боюсь, она бы меня покусала.
– Еще не все потеряно, мы можем вернуться позднее, – говорит он.
– Да, когда ей исполнится тридцать, – бормочет Суффолк.
Но герцог любит детей и не может устоять, чтобы не наклониться к ребенку и не скорчить рожицу. Девочка перестает хныкать, дотрагивается до герцогской бороды, гладит, с сомнением разглядывает свои пальцы.
– Ничего, не отвалится, – говорит ей герцог.
Черные глазки стреляют в него, затем дитя снова сует в рот кольцо, но больше не плачет.
– Никогда не видела, чтобы ребенок так страдал, – говорит леди Брайан. – Поэтому я порой слишком ее балую. Сэр Джон разрешает ей сидеть за столом, и она слишком мала, чтобы не озорничать. – Она оборачивается к нему. – Мастер Кромвель, а как поживает ваш малыш Грегори?
– На голову выше меня, подыскивает себе невесту.
– Как летит время! Кажется, совсем недавно вы привозили его… куда же…
– В Хартфилд.
– Мария чахла, – леди Брайан оборачивается к герцогам, – и, пока не появился Томас Кромвель, с ней не было сладу. Мы не могли заставить ее сесть за общий стол, потому что тогда ей пришлось бы сидеть ниже сестры, – тогда Элиза была принцессой. И сэр Джон сказал, помяните мое слово, дай волю одной, другая тоже захочет обедать у себя, повара будут сбиваться с ног, а расходы станут непомерными, – и он решил, или Мария будет садиться за стол с нами, или останется без обеда и ужина. Но мастер Кромвель велел лекарям сказать, что Марии для здоровья необходим кусок красного мяса с утра. Сэр Джон не мог отказать ей в завтраке, поскольку завтракаем мы у себя. Поэтому она исправно получала свою порцию оленины утром, пока были запасы, или солонины, когда запасы кончались.
Суффолк улыбается:
– Она завтракала, как Робин Гуд со товарищи, пирующие в лесу. Уверен, ей это пошло на пользу.
– Значит, Мария снова принцесса? – спрашивает леди Брайан.
Он говорит:
– Она остается леди Марией, королевской дочерью.
– А эту красотку, – добавляет Норфолк, – надлежит именовать леди Приблуда, пока не будет других указаний.
– Как не стыдно! – Леди Брайан возмущена. – Кем бы она ни была, она дочь джентльмена, и я не знаю, как дальше поддерживать ее статус. Дети растут, и за последний месяц она выросла из всех одежек, а сэр Джон заявил, что у него нет ни денег, ни указаний. Мы ставили заплаты и штопали, пока было можно. Ей нужны сорочки, чепчики…
– Мадам, разве я похож на няньку? – спрашивает Норфолк. – Обратитесь к Кромвелю, полагаю, он понимает детские нужды. Кромвелю не чуждо любое ремесло – дайте ему кусок батиста, и до ужина он обошьет вашу маленькую леди.
Герцог круто поворачивается и выходит из комнаты. Они слушают, как он велит Джону Шелтону распорядиться насчет лошадей.
– Напишите мне, – говорит он леди Брайан. Он собирается выйти вслед за Норфолком, не хочет оставлять его наедине с Марией.
Но леди Брайан не отстает, на лестнице шепчет ему в ухо:
– Кромвель, я с ней беседовала. Как вы велели. И моя дочь леди Кэрью тоже. – Она говорит еле слышно. – Мы сделали, как вы велели.
– Хорошо.
– Вы разрушили ее гордость. Это нехорошо.
– Я спас ей жизнь.
– Для чего?
Он ускоряет шаг:
– Пришлите мне список того, что нужно малышке.
Шелтон снаружи, с конюхами. Леди Шелтон, смеясь, говорит:
– Незачем спешить. Мария унеслась наверх. Думали, она побежит советоваться с вашими врагами? Похоже, вы считаете ее неверной любовницей.
Он замедляет шаг:
– Герцоги мне не враги. Мы все слуги короля.
– Кажется, вы внушаете Суффолку благоговейный страх.
И впрямь, думает он, Брэндон ведет себя как шелковый.
Он оборачивается и берет ее руку, но снизу доносится рев, словно охотничий клич:
– Кромвель!
Это Чарльз, стоит на пороге, закинув голову назад, и тычет вверх:
– Кромвель, вы это видите?
Ему приходится сбежать по ступеням, чтобы взглянуть с другого угла. Над ними в дымке алого цвета инициалы покойной Анны на глазурованном своде.
– Шелтон! – вопит герцог. – У вас «ГА-ГА». Разбейте их. Пока погода не испортилась. – Чарльз гогочет. – Позвольте леди Марии швырнуть в них кирпичом.
Мэтью держит его лошадь под уздцы.
– Так держать, – говорит он. И это не про лошадь.
Он взбирается в седло, и под скрип седла и сбруи мальчишка бормочет:
– Заберите меня домой, как только будет можно, сэр.
– Я передам Терстону, что ты по нему соскучился.
Мэтью отворачивается:
– Храни вас Господь, сэр.
Он подбирает поводья. Джон Шелтон стоит на пути, извиняясь за «ГА-ГА».
– Я уж думал, что извел все до единого.
Он говорит:
– В прошлом месяце Галейон Хоне прислал счет из Дуврского замка за витражи с гербом королевы в личных покоях.
– Что? – спрашивает Норфолк. – Теперешней или старой?
– Потрачены впустую, – говорит он. – Две сотни фунтов.
Брэндон присвистывает:
– Дьявол. С камня их можно сбить, с дерева срезать, забелить стену, распороть узор, но когда они сияют сверху, подсвеченные солнцем, что делать тогда?
Они выезжают на дорогу. Летние дни длинные, они еще успевают вернуться до темноты.
– Не отчаивайтесь, Кромвель, – говорит Норфолк. – Понимаю, вы предпочли бы где-нибудь заночевать, но не все потеряно. Смотрите по сторонам, может быть, разглядите в канаве девку с раздвинутыми ногами.
Норфолк скачет впереди со свитой, они с Брэндоном едут рядом, колено к колену. В Саутуорке, говорит герцог, где у его семьи был большой дом, а стекольщики держали лавки, все жили в страхе перед пожарами, которые вспыхивали, когда открывали печи.
