Она слабо, потерянно пожала плечами, отрезав попытку стать хоть в чем-то полезным.
Зимним днем Ободзинские возвращались из Подмосковья с гастролей. Валера участвовал в концерте с оркестром Лундстрема.
Погода стояла солнечная. Неля смотрела в окно машины, с мимолетной улыбкой вглядываясь в нежно-голубое небо. С обеих сторон дороги лохматые дубы создавали своими ветвями стены, образуя загадочный коридор. Валера же, открыв окно и выставив левый локоть, с осторожностью дышал зимним воздухом. Даже в такой светлый день боязно позволить маленькие радости. Потому что после них неминуемо следует расплата. Выходит, он сам себе не разрешает жить?
– Ой, – насторожилась Неля, обхватив рукой живот, – будто ребенок шевелится.
– У тебя живота нет. Похудела совсем…
Валера бросил сигарету на дорогу. Устрашающие деревья тоскливо колыхали голыми изломанными ветвями. И, чтобы хоть на мгновение вернуть прежнюю близость, словно подыгрывая сказке, бережно скользнул ладонью по ее животу. Что-то тепло защемило внутри. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но, вернувшись домой, он тут же договорился о встрече у профессора Зака из Института акушерства и гинекологии.
После обеда следующего дня, дожидаясь жену, Валера нетерпеливо похаживал по серому коридору.
Когда профессор позвал в кабинет, певец присел рядом с Нелей и с надеждой взял ее за руку.
– Ну что! – встрепенулся Валера, оглядывая обоих.
– Беременна жена ваша. Четвертый месяц. Мальчишечка будет, – произнес Зак, а Ободзинский не смог стереть глупую улыбку, так неожиданно появившуюся на губах.
– Четве… А я не заметила…
– Это чудо. Чудо! – говорил жене по дороге к машине.
– Ну, какой нам ребенок? Куда?
– Да ты что! Это единственное, что нас вытянет. Наша надежда! Мальчишка, пацан, Валерка будет! Как определили?
– По сердцебиению как-то…
– Будем рожать. У меня будет сын! Наследник.
Сын остановит его. Валера научиться быть отцом. А как быть отцом?
Он вспомнил своего отца, пытаясь примерить. Но ведь почти не видел его. То война, то работа. Мама тоже работала.
На ум пришел Лундстрем, Валерий Сергеевич. Доктор всегда поддерживал, разговаривал. Значит, и он будет разговаривать!
Присматриваясь к детям на улице, Валера прислушивался, о чем говорят родители?
– Подтяни рейтузы. Не бегай на лестнице. Иди, завяжу шапочку, – слушал волнительные возгласы.
Дома с любопытством посмотрел на дочь. И, как собаке, захотелось выть, чтоб заскрести за собой случившееся той страшной ночью.
– Анжелика, подойди ко мне, – он обнял ее, когда она уселась на диване. – Как ты?
– Хорошо, – дочь прижалась к нему и замерла. Сжалась. Боится его?
Он погладил ее по волосам:
– Я мало тебе дал, – прервался, незаметно вдыхая воздух. – Кто бы что ни говорил, всегда знай: я люблю тебя.
Запрещая себе от волнения дышать медленно вышел на кухню. Неля снова плакала.
– Нелюша, – сказал твердо, обняв за плечи, – не отпущу тебя. Теперь всюду будешь ездить со мной. Я не сказал тебе, я уволился. Успокойся, тише. Устроюсь снова. Завтра же. Мы все возвратим, поставим на место. Я очень хочу этого малыша. И ради него, ради нас – все исправлю.
Глава XXXVI. В огне
1978–1979
Валера с Нелей стремились сохранить хрупкий, словно хрусталь, мирок надежды, как можно дольше. Аккуратно ступая в каждое новое утро, они прислушивались к шорохам. Жена становилась подозрительнее. Стараясь предугадать его мысли, заглядывала в глаза:
– Валер, пойдем обедать? Куда идешь? Я с тобой, Валера.
«Так лучше, – принуждал себя певец, глуша возмущение. – А еще лучше связать и держать его. Силой».
Валера будто стоял посередине канатной веревки над пропастью. И то делал шаг вперед, то два назад. На один только миг, позабыв о своем обещании, четыре месяца спустя он сорвался. Опомнился, когда допивал очередную бутылку пива. Ужас горячей волной вмазал в лицо почти до тошноты из-за стыда. Надежд нет.
Жена собрала ему вещи, еду и настояла лечь в клинику, приехав с ним на Каширское шоссе в диспансер.
Теперь попеременно с Леней она возила ему продукты. В один из дней, когда в больнице сломался лифт, Валера увидел ее в лестничном проеме. Тяжело дыша, Неля поднималась с животом и двумя сумками. Шла задумчиво и, останавливаясь, делала передышки.
– Что ж ты делаешь-то… – он подхватил сумки и понес в палату. – Ты что, кирпичи привезла? Разве можно тебе таскать?
Неля изумленно развела руками:
– Ну, не потащу же я это обратно! Банку супа привезла, компота. Котлет нажарила. Дыню у метро продавали.
– Ты правда не понимаешь? – от растерянности, он застыл, не зная, ругать ее или кинуться просить о прощении.
Пройдя в палату, бросил сумки на пол, сел на кровать и обхватил голову руками:
– Мне стыдно. Жена беременная с этими сумками на пятый этаж. Да куда? Ко всем этим алкашам! Зачем ты это делаешь?!
– Валер, ты совсем уже?
– Я обезоружен, понимаешь? У меня больше нет рук, чтоб обнять. Чести. Чтоб защитить. Самого себя нет! Я ненавижу себя рядом с тобой!
Она развернулась и пошла на выход. Валера поймал ее в коридоре. Целуя заплаканное лицо, просил простить.
Ночью у Нели начались преждевременные роды. Она вызвала скорую и к обеду родила дочь. Неля лежала в палате, когда зашел профессор Зак. Он принялся успокаивать с порога.
– Где моя дочь! – она вскочила с постели, но резкая боль заставила сесть. – Я рожаю, доктор…
– Жива ваша девочка. В центре для недоношенных. – Профессор присел рядом, по-отцовски приобнял, объясняя, что и сам родился недоношенным:
– У вас это нервное. Послеродовые схватки. Выходят вашу малышку.
Он гладил Нелю по спине. После укола боли ушли. Она заснула.
Из роддома домой вернулась одна. Прорыдав ночь, в шесть утра помчалась в центр для недоношенных детей. Только когда приближалась к больнице, замедлилась. Ноги будто кто-то забил ватой, и стало тяжело идти. Страх парализовал. Остановилась. Смотрела на здание. Тело само повело к списку умерших детей. Пробежала глазами. Не веря себе, снова пробежала список. Искала фамилию. Не нашла. Отлегло. Жива.
Взволнованно, Неля поднялась на четвертый этаж и, пройдя коридорами, очутилась в какой-то большой палате, где через стекло увидела дочь. Сердце сжалось и задохнувшись от чувств, Неля расплакалась.
Малышка родилась хорошенькая-прехорошенькая. Лежа под колпаком, она болтала в воздухе крошечными ножками, и хаотично размахивая ручонками, протяжно зевала.
