Желая утешить хозяина, Валерий с довольным видом сел на потертый диван, словно находился в люксовых апартаментах.
– Кровать есть, шкаф имеется, – указал на небольшой шкафчик для одежды и улыбнувшись в ответ, распростер руки. – Что еще надо для жизни?
Валера не лукавил. Его теперь мало занимала окружающая действительность, подтеки на потолке и прелый запах белья. Все мысли поглотило одно-единственное: близился первый концерт в столице, в Театре Эстрады.
Волнение выбивало из колеи. Победная радость мешалась с сомнениями.
– Волнуюсь, как мальчишка. А чего бояться, когда у меня такие песни? Триптих, «Что-то случилось», «Играет орган», – загибал пальцы перед Щегловым на репетиции.
– Да понятно все, старик. Там поругали, здесь поругали. Все это давит, но поверь, волноваться не о чем. Понравишься ли ты мэтрам? Они слышали тебя двести раз на пластинках, видели по телеку. И заметь – идут на твой концерт!
Под красным необъятным небом Валера мчал в белой «Волге» на Берсеневскую набережную. Желая показать успех каждому, певец созвал на концерт всех московских знакомых. Музыкантов из оркестра, Шахнаровича с женой, Виталия с Натальей. Первые три ряда в зале – сплошь его приглашенные. Жаль, родители живут далеко.
Подъезжая к Болотному острову, издалека приметил монументальное серое здание театра. Первый Дом Советов. Символ роскоши и власти. Это Валера по комнатенкам шатается. А тут люди жили по-настоящему. Дети Сталина, Хрущев, Берия – и все эти государственные деятели, приближенные к Иосифу Виссарионовичу. Квартиры под триста квадратов с расписными четырехметровыми потолками!..
Он засматривался на прямоугольные и квадратные окна. От высотки исходило что-то леденящее, навевающее тоску. Ведь во времена сталинских репрессий жителей дома расстреливали, как собак. Целыми семьями сгребали в общую могилу. Ну уж нет, им с Нелей такая жизнь не нужна. У него будет больше: слава, всеобщее признание и свобода!
Выходя из машины, Валерий неспешно обернулся к Москва-реке на знаменитые крепостные стены. Вот уже и напротив Кремля выступает.
Речная просторная свежесть дурманила голову. Приятно обдувало ветром.
– Валерий Владимирович! Ободзинский! Валера! – послышались возгласы позади. У театра возле колонн мельтешил народ. Побросав зонты, юноши, мужчины, женщины и разряженные, накрашенные девчонки ринулись к нему.
– Я был на вашем концерте в Ростове! Попал под такое влияние. Теперь всю оставшуюся жизнь – ваш слуга!
– Я езжу за вами повсюду, только бы услышать снова!
– Голос ангела!
– Единственный, неповторимый!
И снова потянулись руки за автографами. Совали листки с телефонами, целованные помадой письма. Девчонка с длинными косами достала из пластикового футляра белую полированную перьевую ручку. Валерий бережно прикрывал ладонью бумажонки, афиши, фотографии, но буквы расплывались от капель дождя. Он осчастливливал поклонников и поклонниц, а те с жадностью хватали добытые трофеи.
Ободзинский растягивал минуты, наслаждаясь томительным предвкушением сбывающейся прямо сейчас мечты. Медленно поднимаясь по гранитным ступеням ко входу в здание, охватило пугающее ощущение вечности. Он войдет в историю. Мог ли мечтать об этом? Потянув на себя дверь, вспомнил первое выступление в портклубе. Как, будучи Цуной, пел для морячков. И с какой важностью для китобоев.
Неспешно распахнув элегантный черный плащ, взялся за перила. Гладкое дерево приятно скользило под ладонью. С этого дня он неизменно будет выступать на московских площадках. Все свершилось не зря. И кража контрабаса, и деньги из-под подушки у Домны на первую пластинку. Нэт Кинг Коул был прекрасен. А сейчас выйдет Валерий Ободзинский. И сделает самого Коула!
Валерий медленно ступал по просторной мраморной лестнице, ноги утопали в роскошном красном ковре, и все больше затапливало ощущение превосходства. Петь, как мальчик, что не целовал девочку?.. Хах! Да много ли понимает Тухманов, как надо! Много ли понимает Лундстрем, рассказывая, что нужен простой советский мальчишка?! Ободзинский не прост, он глубже. Слишком тесно ему в скучном образе мальчика, поющего о море. И сегодня он предстанет в новом качестве. Выступит, не как уговаривали и учили. Но как чувствует сам.
Запах лака и кресел прошлого столетия остановил время. После прогона программы Валерий с приятностью переоделся в гримерной, а из-за кулис уже доносились нетерпеливые разговоры зрителей. Хлопки. Его ждут. Он дома.
Под звук аплодисментов степенно прошагал на сцену. Остановился, оглядывая публику. Из-за нехватки мест кто-то стоял возле белых колонн. Полукруглые лоджии битком. Слушатели благоговейно замерли в креслах.
Шахнарович обещал, что кто-то из ЦК будет… Ларисе Мондрус перекрыли кислород потому, что танцевала и вела себя слишком свободно?.. Ободзинскому бояться нечего. Все это не про него. Он, как никто, способен передать надрыв, драматизм, тонкие грани и контрасты мужской чувственной зрелости.
Простояв немного в молчании, с доверительной улыбкой поздоровался со зрителями, и его полушепот, словно обращенный к родному и близкому человеку, легким касанием захватил зал с первых секунд. С ним подпевали «Восточную», махали головами в такт битловской «Девушке».
Валерий замечал, как робкая обнаженность и чистота голоса творят магию. «Играет орган» ошеломил накалом. Божественный звук Орфеевой лиры скользил по лезвию, по острию, достигая сердец.
А тревожная музыка,
Как будто столетние свечи
Медленно гаснет, гаснет…
Публика восторженно замерев, безмолвствовала. Но Ободзинский, как по волшебству вырвал из оцепенения, погрузив в игривую весеннюю легкость. Раззадорившись на «Неотправленном письме», спустился в зал:
Ты, вероятно, не поверишь.
Одухотворенно скользил по лицам:
И у всех на глазах припал на колено перед Нелей:
Зрители аплодировали стоя. Его любили, забрасывали цветами. Валера наслаждался звуком победы.
А после выступления, ни с кем не прощаясь, нырнул с Нелей в такси и откинувшись на сиденье, уставился в кожаный потолок. Охапки цветов, что смогли унести с собой, обволакивали дождевой свежестью.
– Устал? – Неля заботливо промокнула его лоб платком.
Протяжно выдохнув, Валера уткнулся щекой в холодное стекло и смотрел, как тает мелким дождем сентябрьское небо над Москвой. Он это сделал.
– Я же говорил, – с шутливой надменностью сказал он Неле, опуская цветы в ванную с водой. – Будет все, как я мечтал. Московские площадки…
Он приготовился продолжить список побед и оборвался. Дальше-то что?! Где деньги, роскошные костюмы, квартира? В его фантазиях славе всегда сопутствовали богатство и награда, которые дадут почувствовать, что ты действительно чего-то стоишь.
