Мечты прервал заблудший бродяга, нагло расположившийся на лестнице возле арочного входа в собор.
Валера недовольно взглянул на него и, запустив руки в карманы школьных штанов, вразвалочку двинулся к морвокзалу, разбрасывая шуршащую листву, плотным разноцветным ковром лежащую на дорогах города. Сегодня собрание судов, заполонившее пирс, готовилось к отплытию в Антарктику.
Валера увидел знакомых по порту ребят: Борю Сандомирского и карманника Эдика, фамилию которого до сих пор не знал. Шпана не признавала фамилий. Борю здесь звали Сесибо, за его привычку к месту и не к месту напевать «C’est si bon…» Ива Монтана. Боря знал перевод текста, но когда кто-то из дворовых спрашивал, что значат слова, то простое «это так хорошо» обретало иные смыслы. То: «Это кайф, к Ланжерону шагать и девчонок смущать…», то: «Вот улет! Когда Боря поет!» Что касается Эдика, то кличка его была Гном. И если кто намекал, что это связано с ростом Эдика, тот получал в зуб.
– Мама мия, какое гигантское судно! – восхищался Гном. – Готов стать капитаном, чтоб побывать на месте Соляника.
– Вот счастье-то… Дрейфующие льды, ветра, шторма, холод… – Более трезво судил Боря.
– Зато получают они… – осветил главный интерес Гном, – если простой китобой одними рублями из рейса пять тыщ привозит, капитану поболе платят?
– Ты сначала живой вернись. Труд каторжный, на пределе, руки-ноги ломают… Это не дома задницей перину давить.
Валера подошел сзади и положил руки друзьям на плечи:
– Мне ж бить китов у кромки льдов, рыбьим жиром детей обеспечивать! – пропел он, по-утесовски мягко вздыхая.
– Валерка! – обрадовались ребята.
– Айда на крышу! – и он махнул в сторону близлежащих домов, где виднелись группки прощающихся.
– Мы там дуба дадим. Ветер… – возразил Эдик Гном. – И не увидим прекрасных дам! Вон, глянь, какая цаца!
Валера оглядел все прибывающую публику. Девушка показалась симпатичной, но чрезмерно обвешанной украшениями. Боря Сесибо тоже обернулся:
– Как елка. Может, хочет поменять мужа – пролетария на китобоя?
– Зачем? – вступился Валера. – Муж порядочный, раз скупил ювелирный.
– Ой, не все золото, шо блестит… – ухмыльнулся Гном, – отсюда вижу: подделка да бижутерия.
Валеру привлекли ребята, выступавшие на набережной.
– Это кто?
Гном пожал плечами, а вот Боря оказался в курсе:
– Кашу размазывают! – в ответ на вопросительные взгляды, нехотя пояснил. – Да не знаю я… Долго говорят, руками машут, все смеются.
– Драмкружок? – догадался Валера.
– Наверное… – протянул Сесибо. – Чернявый – Ромка Кац, слесарем работает. Высокий – механик Ильченко. В одесском на инженера учится. Девчонок не знаю.
Что показывал портовый драмкружок, они не слышали, зато увидели, как после представления выступавших пригласили на китобазу вместе с семьями портовиков. Валеру кольнула легкая зависть.
Скоро китобоец стал похож на муравейник. Жены провожали мужей, стоя перед крошечными каютами, дети шумно носились по палубам. Ребята не прониклись моментом этого последнего шага к разлуке. Напротив, обрадовались, когда провожающих попросили покинуть судно.
– Наконец-то!
Им не было дела до театральных сцен. Сейчас можно взглянуть на китобазу во всей красе. Услышать, как заработает винт, увидеть, как громадина рассечет волну, как начнет расти полоска между судном и берегом.
После прощальных гудков раздались детские крики:
– Папка! Папка!
Ребята махали руками, женщины плакали, а моряки высматривали своих. Наконец китобаза снялась с якорей и двинулась в море. Никто не расходился, пока флотилия не скрылась за горизонтом.
– Пойдешь греться? – спросил Эдик Гном.
Почему-то сидеть в прокуренном портовом шалмане совсем не тянуло.
– В школу схожу, – покачал головой Валера.
Несмотря на взвешенные слова Сесибо про суровые будни, дрогнула в душе романтическая жилка. «Счастливые», – думал Валера. Захотелось, чтобы и его так провожали, любили, ждали.
Оказалось, шел пятый урок. Владимир Львович ходил по аудитории и, сложив руки на животе, рассказывал о народностях Кавказа. Увидев Валеру, он прервался:
– Здравствуйте. Чем обязаны? – Он замер и немного приподнял очки на лоб.
– Простите, – растерялся Валера, – опоздал.
– Почему? – поджал бледные губы учитель.
Холодный тон заставил поежиться и легко выдумать объяснение:
– Дело в том, – голосом добропорядочного мальчика замурлыкал Валера, – что сегодня очень важное и знаменательное событие. Китобоец «Слава» отправился в Антарктику.
В пронзительном взгляде угольно-черных глаз историка читалось недоумение.
– Я выступал в вокальном кружке портклуба. Нас вызвали на концерт уезжающим флотилиям.
– В урочное время вы обязаны находиться на территории школы. Известно ли вам это?
– Да, конечно, – спокойно и мягко отвечал Валерка, нисколько не смутившись и не потеряв «честное» лицо. – Лидия Васильевна любезно информирует меня об этом.
Историк был новым и не знал, что классная руководительница стоявшего перед ним красивого мальчика информирует далеко не впервые и любезностью там и не пахнет: «Ободзинский! Еще один прогул и снова вызову отца в школу!» Класс замер. Прокатит наглое вранье или нет?
– Садитесь, – наконец решил историк, – как ваша фамилия?
– Ободзинский, – представился Валера.
– Абазинский? Через «а»? – заинтересовался Владимир Львович. – А ваша фамилия не связана случайно с абазинами?
Валера не знал, кто такие абазины, и учитель пояснил:
– Древнейший народ Кавказа.
– Нет. Фамилия польская.
– Ну что ж… – не слишком расстроился Владимир Львович, – поговорим тогда об абазинах, раз уж зашла речь.
Пока учитель рассказывал про Абазгское царство, Вилька Ляхов и Жорка Грачев накинулись на Валеру:
– Что это ты историку прогнал? Портклуб?
Валера не смутился.
– Почему нет? Может, я туда запишусь сегодня.
– Зачем? – удивился Вилька.
И Валера увлеченно стал рассказывать о будущей славе. Что портклуб будет только началом. Как его заметят, пригласят… Жорка Грачев мыслил приземленнее:
– На свадьбы приглашать будут. Деньги! А я ведь сегодня тоже собирался попасть на морвокзал, но у меня такая история с географией по дороге случилась…
– Я вам не мешаю? – призвал к порядку Владимир Львович. – Может, давайте вы сюда?
Ребята замолчали, и историк продолжил:
