– Бросай это, – голос Дербенева был сама восторженность. – Я договорился с «Мелодией», нас на следующей неделе в худсовете ждут.
– Снизошли? – недоверчиво переспросил певец. Глаза загорелись. – А ведь говорил Зуперман: перейду в Росконцерт – и на лад пойдет!
– У нас с тобой столько шедевров впереди! Скоро мы к Зацепину идем, песни к фильму «Тайник у красных камней» писать.
Валера радоваться не спешил. Словно прислушивался, присматривался, острожно ступая по улице Станкевича. Дербенев ждал у дверей худсовета. Заметив Ободзинского, горячо пожал руку.
– Я не опоздал? – певец деловито глянул на часы и остановился рядом с поэтом.
– Как первоклассники стоим. Примут, не примут, – старался шутить Леонид, похаживая по коридору. Валера видел, что поэт нервничает, но не разделял. Напротив, готовился к очередному отвороту, находя в себе лишь снисходительную насмешливость к абсурдной реальности.
Когда прошли в кабинет, Александр Флярковский сел за рояль, Валера вступил с хрипотцой:
Твои глаза, как два тумана,
Как два прыжка из темноты…
Члены совета, сосредоточенные и серьезные, поглядели сурово.
– Товарищ Ободзинский, – прервал кто-то из жюристов. – Почему вы хрипите? Приболели? Давайте еще раз и без хрипоты.
– Приболел, – язвительно возразил певец.
– Ну так выздоравливайте и приходите! И Леонид Петрович, что со словами? Какие еще колокола в Советском Союзе? Исправить.
Дербенев вышел со студии злой, Валера иронизировал:
– Товарищи, почему вы хрипите? Уберите колокола! В Союзе не положено!
Ободзинского на худсовете больше не трогали, а вот Леониду Петровичу пришлось три раза текст приводить в порядок, чтобы стал угоден. И снова начались записи в студии.
Валера приходил и без репетиции объявлял начинать. Звукорежиссеры и музыканты смотрели косо:
– Надо хоть пару дублей сперва сделать…
Певец хватался за пиджак и направлялся на выход:
– У меня в день по три концерта. Мне некогда репетировать.
Ему уступали и с первой же записи певец сражал чувствами, эмоцией, голосом. И, не слушая восхищенных ахов, спешил дальше.
Зуперман, будучи администратором, искал для певца варианты гастролей, согласовывал с Росконцертом и, отстегнув им энную сумму, выбирал график по усмотрению Ободзинского.
Апрельским утром на Грайвороновской Фима загадочно поднял бровь. Дымя в форточку сигаретой, прикуренной от предыдущей, он как бы между прочим проговорил:
– Валер, тебе б «заслуженного» cделать. Сразу ставку поднимут, отношения добьемся.
– Да кто ж спорит? Я только «за»… – равнодушно развел руками Валера.
Фима сделал одобрительный жест, отогнув большой палец:
– Во! Будешь на первых порах заслуженным Марийской Республики.
– О! Это было бы прекрасно! – залучилась Неля. – Может, тогда и в Москве…
– Мне и без Москвы хорошо, – оборвал Валера. – Зачем говоришь при ней такие вещи? Она же всему верит.
– Так я серьезно. У меня хороший товарищ Толя Кибрик знаком с Женей Зотовым, мэром Йошкар-Олы. Обещал свести с ним.
– И чем мне это грозит? – скептически уставился на него певец.
– Уже не еврей и не просто солист из оркестра Лундстрема, а заслуженный артист – мариец!
– А тем мартом год назад концерт в Москве сняли! – гневно припомнил Валера.
– Значит, концерт будет двумя годами позже!
Они схлестнулись взглядами: Фимин настырный и Валерин тяжелый, острый, настороженный. Взяв паузу, Ободзинский смягчился, губы насмешливо дрогнули:
– Не пускают в дверь, пролезем в окно.
Через Зотова в мае организовали поездку по всем райцентрам Марийской АССР. Ездили по городам и селам. Порой приходилось спать в школах на раскладушках и в деревянных бараках. Окружающая беднота носила запах юной бесшабашности, забрасывая в детство, где ничего не страшно, где все грандиозное впереди, оно непременно случится, стоит лишь приложить усилия.
В деревенских клубах места на всех не хватало. Люди слушали с улицы.
Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алеша,
Болгарии русский солдат.
Зрители раскачиваясь, роняли слезы. А Валера осознал: благодаря радиостанциям и многомиллионным тиражам пластинок, его знали повсюду, даже в самых глубоких глубинках. Его популярность огромна. Осенью станет заслуженным. И никто не сможет сказать о нем: выскочка из Одессы. Теперь для всех он Кормчий. Так надо оправдывать. Прав Зуперман. Давно надо было нырять в Росконцерт. Хочешь добиться своего, иди, не жалея ног и того, что под ними. Талант сам по себе ничто. Нужно имя, престиж. Связи!
С почетной грамотой Президиума Верховного Совета Марийской АССР Ободзинский вернулся в столицу. А в конце июня со всесоюзного конкурса из Минска приехал Зуперман.
– Я нам группу нашел! «Москвичи». Третье место заняли, после «Песняров» – объявил администратор весело, залихватски. – Молодые, но талантливые. И я уже предложил им у тебя работу.
– Согласились?
– Пф, а кто откажется? Я за концерт в среднем по 20 рублей озвучил. Это минимум за месяц 700! Но и условие поставил: они не едут на фестиваль в Берлин и уходят из Москонцерта.
– Прекрасно, прекрасно, – сдержанно благодарил Ободзинский.
– Да просыпайся уже, Валера! Сейчас грамоту получил. Свою группу собираешь. Осенью поедем в Йошкар-Олу, заслуженным станешь! Все же в гору идет!
Этот возглас заставил вынырнуть. Валера осторожно вдохнул. Но тут же без улыбки добавил:
– Пианист, гитарист и звуковик со мной останутся.
И так появилась новая группа Ободзинского. Название «Верные друзья» придумал тромбонист Игорь Осколков.
Обсудить октябрьскую поездку в Йошкар-Олу собрались в ресторане гостиницы «Советской». Валера изучающе поглядывал на бывших «Москвичей»: Жору Мамиконова, Валеру Дурандина, Ефима Дымова, Игоря Капитанникова.
– Новости есть, – таинственным басом зашептал Жора. – У меня товарищ знакомый, переводчик. С югославами работает. Обещал узнать про итальянскую аппаратуру. Но сразу хочу предупредить: дорого.
Валера пронзительно уставился на говорившего:
– Сколько?
– Три тысячи за «Миатцу» просят.
– Фьюф, – вскинув черной шевелюрой, просвистел Капитанников, – это и месяца нам не хватит, даже если работать на одну только аппаратуру.
– Деньги приличные, – согласился Зуперман. – Но если всем скинуться…
