Ободзинский открыл дверь люкса, пропуская вперед собеседника:
– Таким и будь. И все у тебя получится.
Леня с застывшем лицом разглядывал Ободзинского, и лишь глаза, бегающие, упоенные смеялись, словно Валера его разыгрывал. Певец усмехнулся и крепко хлопнул Зупермана-младшего по плечу:
– А поехали в пятницу к Леонидову! Поможешь книги перевезти.
Глава XXX. «Золото Маккены»
1973–1974
Библиотека Леонидова разрослась многоярусными книжными полками в квартире на Грайвороновской. Неля королевой похаживала вдоль выстроенных рядами книг. Зацепившись взглядом, доставала с полки тесненное издание, аккуратно отворачивала замок и листала страницы. Огромные фолианты отливали медью. Пахли стариной.
– Пушкин в одиннадцати томах. 19-й век. Это первое посмертное издание! – вдыхала запах страниц. – «Аполлон», а «Карамзин»-то? Как новенькие!
Она ткнула на черные строгие тома с золотой чеканной надписью и с гордостью обернулась на Фиму с Валерой:
– Мой муж даже блокнот завел, записывать, что по чем купили!
Валера плавно провел пальцами по книгам, словно пианист играющий глиссандо, и с шутливым отчаянием, восторженно затряс руками:
– Один только «Александр Первый» в тысячу рублей вышел за четыре тома. Представляете, сколько здесь денег!.. Прямо сберегательный банк. Леонидов всю жизнь собирал. А я взял, да и купил.
Фима стоял позади, держа в руках блюдце и чашку с дымящимся кофе. Поставив чашку на столик у зеркала, он приблизился, закрыл спиной книжные полки и повернулся к Ободзинским лицом:
– Будет вам деньги считать. У нас есть еще кое-что… Возможно, совсем скоро устроим концерт в Театре Эстрады.
– Фи-има… – кисло поморщился администратору: – Пойдем за стол.
– Я не знаю поражений! – бросил тот вдогонку, а Валера пристукнул пальцами по кухонному столу и на миг помрачнел:
– Мой слушатель меня любит за то, что не вру. За то, что остаюсь верным себе и своему делу. И за это же меня закрывают. За то, что личность. У нас же в Союзе не положено. Надо, чтобы все одевались одинаково и без вкуса, жили с оглядкой: а можно ли? Но Ободзинский будет таким, каким считает нужным! – и моргнул жене. – Соберем самые дорогие издания!
С этого дня Неля книгами заболела больше прежнего. Читала мужу вслух в поездах, пересказывала после концертов. А дома, когда Валера укладывал Анжелику на дневной сон, поглаживая ее длинные мягкие кудри, Неля читала им про «Стойкого Оловянного солдатика». Дочь уже уснула, Валера, не шевелясь, смотрел в сторону. За окном кружил снег, ложился узорами на окна и подоконник. Под монотонное карканье ворон звучал выразительный голос жены:
– «…Оловянный солдатик молчал и только крепко сжимал ружье. Лодку его несло все дальше и дальше, а крыса плыла за ним вдогонку. Она свирепо щелкала зубами и кричала плывущим навстречу щепкам и соломинкам: – Держите его! Держите! У него нет паспорта!»
Валера тихо рассмеялся:
– Даже в сказках у Андерсена все прозаично: «Паспорта нету? Гони монету!»
За окном по домам торопились люди. Мужчины несли елки на плече. Подростки, несмотря на поздний час, еще строили снежные окопы, лепили снеговиков. Кто-то во дворе даже деревья украсил новогодней мишурой, и Валера впервые обрадовался, что не эмигрировал. Разве мог бы он оставить свою родину, дом?
Он поглядел на жену с благодарностью. Скоро Новый год – время для дорогостоящих подарков. Что подарить своей Шахерезаде? Книгами не удивишь. Колец и бриллиантов хоть отбавляй. А хотелось подарить что-нибудь эдакое. В минуты отчаяния она сумела отвратить его от авантюрного шага.
На гастролях в Чите после хорошего плотного обеда Ободзинский с Зуперманом выдвинулись в книжный.
На улице оказалось холодно. Они ускорились, а потом и вовсе побежали по сухому, без единой снежинки тротуару.
– Валер, я тебе говорил, что концерты сделаю? – Зуперман остановился прямо у магазина и выставил две пятерни. – Десять! Валера, десять концертов! Сейчас по телефону мне подтвердили твои выступления.
– Я рад. Очень! – Певец снисходительно кивнул и тотчас с попутным ветром его внесло в небольшое помещение книжного. Тут только Валера остановился, отдышался и, не скрывая скепсиса, обернулся на Фиму вполоборота:
– Я знал.
За стойкой магазина сидела девушка. Уткнувшись в книгу, она не реагировала на посетителей. Валера облокотился на стойку и изучающе присмотрелся. Лицо симпатичное, гладкое. А вот платье простенькое. Наверное, сама сшила.
– У вас всемирка есть? Или собрания классиков? – шепнул ей с пониманием.
Девчонка, не отрываясь от книги, качнула головой.
– Миленькая, неужели для Валерия Ободзинского, – начал Фима ласково, но не успел закончить. Лицо девушки загорелось. Она вперилась в любимого певца, пока руки ее машинально доставали собрание сочинений Золя:
– Я обожаю ваши песни! – А Валера про себя усмехнулся, что эти голубые глаза готовы отдать не только книги.
Опустив голову, он ненароком обратил внимание на яркий сборник живописи. Для порядка пролистав его, заметил Васнецовскую «Снегурочку»:
– Ну, конечно! Мягкое золото! Фима! Я куплю ей норку!
– Это ж новая «Жигули»! Однокомнатная квартира…
– Считаешь, мы не можем позволить своим любимым достойные подарки? – иронично поднял бровь Ободзинский. – Вопрос в другом. Где достать?
– Шубы сейчас на экспорт везут, – рассудил Зуперман. – Разве что начальник Дальневосточного округа Мерецков…
Через два дня, блуждая лабиринтами проходных, двое остановились возле подвальной железной двери. Им отворил толстый пожилой мужчина с залысиной.
– Этот гражданин, говорят, портной со стажем, – проговорил Фима.
Расспросив про размер, фасон и про желаемую длину шубы, скорняк удалился.
– А вообще, несите самое лучшее! – прикрикнул ему вслед Валерий и быстро пересчитал деньги. Ровно три тысячи. Его женщина должна носить то, чего нет ни у кого в мире!
Вернулся старикашка в сопровождении мужчины лет тридцати. Они принесли несколько шубок, встряхнули их и разложили меха на железной лавке. Три пары глаз устремились на Ободзинского.
Взгляд богатого покупателя в тот же миг выцепил черное норковое манто в пол с развевающимися фаландами, что меховщик не положил, как все на лавку, но держал на руках. Сколько же тут валюты… Даже при тусклом свете мех играл бликами.
– Вы говорили, чуть ниже колен, – исподлобья объяснил скорняк и протянул черную шубу. – Но я на всякий случай принес показать и эту.
Валера провел по гладкой пушистой шкурке, щекоча ладонь, и довольный обратился к Зуперману:
– Голодные москвички головы свернут, когда моя Неля пойдет по улицам Москвы.
