– Да, – ответила Аурелия. – Не пиши об этом в дневнике.
– Спасибо, – тихо сказал Мерса. – Мне будет очень приятно услышать это от тебя.
– Я знаю… – Ведьма запнулась, а затем сделала то, чего не собиралась и не думала, что когда-нибудь сделает: быстро потянулась и поцеловала мужчину в щёку.
///
– Как дела у лесного отряда? – поинтересовался Помпилио.
Он сидел в своём любимом кресле на капитанском мостике «Пытливого амуша», говорил с командиром «Стремительного» по радио и задумчиво разглядывал расположившихся напротив капитанов.
– Всё в порядке, мессер, – ответил дер Шу. – Тщательное изучение окрестностей не показало наличия опасных тварей.
– Видимо, ящеры всех сожрали, – хмыкнул Дорофеев.
– Хоть какая-то от них польза, – кивнул Жакомо.
– Или они не дураки сюда приближаться, – предположил Алецкий.
– Или так.
– Продолжай контролировать учёных, – принял решение дер Даген Тур. – Я уведу людей от берега и выставлю дозоры.
– Слушаюсь, мессер.
Капурчик понял, что Помпилио собирается закончить сеанс связи со «Стремительным», и поднял руку:
– Вы позволите, командор?
– Да, – кивнул дер Даген Тур. – Дер Шу, к тебе хотят обратиться.
– Слушаю, мессер?
– Говорит капитан Капурчик, – громко произнёс галанит, глядя Помпилио в глаза. – Капитан дер Шу, я хочу поблагодарить вас за своевременную и быструю поддержку. Мне очень важно, что вы без колебаний пришли на помощь моим людям.
– Я был обязан прикрывать вас, капитан Капурчик, – сухо ответил дер Шу. – И просто исполнил свой долг.
– Мы все понимаем, что прикрывать меня можно было по-разному. Вы поступили очень профессионально, капитан, как настоящий… союзник. За что я искренне вам благодарен.
– Не за что, капитан, – после паузы ответил дер Шу.
И прервал связь.
Галанитов не любили. В адигенских мирах особенно. А на Линге… на Линге «особеннее», чем где-либо. Лингийское отношение к галанитам можно было идеально определить словом «ненависть», точнее, «взаимная ненависть». Линга стала единственной планетой, добившейся автономии в составе Инезирской империи – Эдуард мог одержать победу, но понимал, что оставит на окровавленной, но продолжающей яростное сопротивление планете бо́льшую часть армии. Линга стала главным двигателем восстания против Империи. И именно лингийцы прервали род Инезиров. И не просто прервали – вырезали под корень. И не просто лингийцы, а Кахлесы.
Поэтому все понимали, что имел в виду Капурчик и почему он сказал именно то, что сказал. И почему смотрел на Помпилио.
– Скольких ты потерял? – угрюмо спросил командор.
– Почти всех, кто был в катере, – ответил Капурчик. – И среди погибших, к сожалению, оказался начальник моего исследовательского отряда.
Он не ждал соболезнований, а их и не последовало.
– Что будет с мёртвыми?
– Мы заберём своих мёртвых с собой.
– Хорошо. – Дер Даген Тур поднялся, заставив капитанов подскочить. – Ночь проведём на высоте. «Дэво» поднимается первым, за ним «Шидун». «Амуш» и «Дрезе» ожидают возвращения разведчиков.
///
– Отличная скорость, – произнёс сидящий в кресле второго пилота Крачин. – Цеппели такую не развивают.
– Непривычно? – поинтересовалась Кира. Поинтересовалась без всякого контекста.
– Именно непривычно, – подтвердил Крачин. – Не более.
– Я понимаю.
Рыжая знала, что многие цепари недолюбливали быстрые паровинги и аэропланы, потому что привыкли к размеренному, по сравнению с ними, ходу своих больших машин, – однако видела, что Аксель не боится и не испытывает дискомфорта. Ему действительно было непривычно. Не более.
– Мне приходится лететь быстро, поскольку я обещала вернуться до наступления сумерек, – объяснила Кира.
Появление земноводного ящера заставило Помпилио изменить планы: он принял решение вернуть паровинг на «Дрезе» и на ночь поднять цеппели в воздух.
– Да, адира.
– А хочется увидеть как можно больше.
Не из любопытства, а потому что завтра этим маршрутом пойдёт эскадра, и Кира хотела быть уверенной, что сюрпризов, во всяком случае с земли, не будет. И пока они не наблюдались: под паровингом тянулся бесконечный лес, периодически рассекаемый проплешинами озёр и плавными кривыми рек.
– Как думаете, адира, здесь ещё водятся ящеры?
– Нет, конечно, – ответил вошедший в кабину Галилей. И шумно втянул в себя щепотку порошка.
Каким образом Квадрига оказался на борту, а главное, зачем он это сделал, никто так и не понял. Сам астролог рассказал, что «во время неразберихи Бабарский меня потерял, я испугался и спрятался». Рассказ привёл к предсказуемому результату: ИХ нарвался на длинный и весьма неприятный разговор с Дорофеевым, закончившийся клятвенным обещанием суперкарго никогда больше не терять ценного астролога; Помпилио десять минут при свидетелях делился с Теодором своими мыслями насчёт «безответственности некоторых офицеров», но поскольку спящего в хвостовой части Галилея обнаружили через час полёта, возвращаться рыжая не стала. И астролог принялся бродить по машине, изредка забредая в кабину пилотов.
– Здесь ящеров точно нет.
– Я не тебя спрашивал, – буркнул Аксель.
– А я ответил, раз уж ты сам настолько невнимательный, что не заметил поменявшийся гербарий.
– Поменявшийся что? – не понял Крачин.
– Гербарий.
– Ты имел в виду растительность?
– Всякая растительность рано или поздно становится гербарием, – рассудительно ответил астролог, извлекая из кармана мешочек, распространяющий запрещённый на всех планетах Герметикона запах. – Тебе не предлагаю, тебе нельзя.
Крачин вздохнул и бросил быстрый взгляд на рыжую. Увидел на её губах улыбку и решил уточнить:
– Я заметил, что растительность изменилась.
– Здесь выпадает снег, – выдал Квадрига, позволяя себе то, что запрещено на всех планетах Герметикона. Громко чихнул и добавил: – Ящерам здесь будет холодно.
– Они могут впадать в спячку.
– Полагаю, наши биологи это уже выяснили.
– Каким образом?
– Они как раз препарируют одного из них.
– Таким способом можно узнать, впадает ли животное в спячку? – удивился Аксель.
– Вижу, это твоя первая неисследованная планета, да? – с ухмылкой осведомился астролог. – Многое в диковинку.
Ответить Крачин не успел: Кира прошептала очень короткое слово, весьма ёмко отразившее внезапно охватившее её изумление, и резко повела машину вниз.
