Это мастерски сделала Лиз Кертис Хиггс в книге «Вечный укор» (Thorn In My Heart)
[22] – романе, действие которого происходит в Шотландии XVIII века. В одном из эпизодов персонаж по имени Джейми верхом на лошади сбился с пути. Он подъезжает к дому, и живущий там пастух выходит, чтобы с ним поздороваться.
– Куда путь держишь, малой? («D’ye ken whaur ye’re goin’, lad?»)
Джейми неопределенно махнул в сторону торфяников.
– На восток от Нью-Галловей, потом на юг вдоль берегов Кена.
Старик оглядел коня и всадника, приподняв брови.
– Это не тот путь, какой обычно выбирает знать.
Джейми только пожал плечами в знак согласия, надеясь отбить охоту и дальше задавать вопросы.
– Меня зовут Горди Бриггс, – поклонился пастух и кивнул в сторону дома. – Не хотите разделить со мной ужин? Только похлебка и ячменная каша, вряд ли вы привыкли есть такое, но…
Первая реплика здесь – пример чистого диалекта. Читателю сообщают о том, что говорящий – мужчина с сильным шотландским акцентом. Да, придется немного потрудиться, чтобы его понять, но если такое в тексте встречается нечасто, то это нормально. Хиггс дает возможность понять и прочувствовать, что это за диалект, а далее использует его гораздо меньше, лишь иногда вставляя слово в реплику как напоминание.
Вот мои рекомендации:
1. Решите, так ли нужен диалект в данном эпизоде.
2. Если да, то вперед – используйте его в первой реплике.
3. Дальше вводите его эпизодически только для того, чтобы напомнить читателям о манере речи героя.
Предыстория
Бывают такие сцены, в которых персонажу нужно поведать некую предысторию (рассказать о своей жизни или о чем-то, что произошло до начала действия). Следующий пример – из романа 1953 года Джона Макпартленда «Дочь Большого Реда» (Big Red’s Daughter). Отрицательный персонаж Бадди Браун пьян. Читатель уже составил о нем мнение и считает его просто социопатом. Главный герой Джим Уорк приглашает Бадди в закусочную на чашку кофе.
– Ну как дела? – спросил я его, когда официантка отошла.
Он посмотрел на свою чашку и потом медленно поднял голову, глядя мимо меня.
– На меня однажды охотились в Нью-Йорке, когда я был ребенком, – сказал он.
Я ждал.
– Это было десять лет назад. Мне тогда было пятнадцать.
Сейчас его голос звучал почти спокойно, он шептал, проглатывая слова, но то, о чем он говорил, было для него столь живо, что хмель улетучился, как будто он ненадолго снял с себя давящую маску, в которой тяжело дышать.
– Трое из нас поймали одну девчонку на краю Центрального парка. Она была с другой девчонкой, но нам нужна была только она, потому что ее парень был на той улице важной шишкой с большой бандой. Мы натянули ей юбку на руки и на голову, и она могла только орать, а мы ей немного накостыляли и убежали. Мы все тогда смеялись, потому что были под кайфом, но вскоре кайф прошел.
Мы были просто шпаной. У нас не было никаких денег, мы жили со своими родителями. На следующий день мы боялись идти в школу или выйти на улицу. Мы знали, что тогда будет. Этот шишка и его банда поймали Ли – одного из моих друзей – у него дома. Они его отделали в присутствии матери, маленьких братьев и остальных. Они сохранили ему жизнь, но это все, что они ему оставили. Не знаю, что с ним потом было, может, он умер. Ему ничего не оставалось. Совсем ничего. Понимаете?
Он посмотрел на меня через стол, и его помятое бледное лицо слегка исказилось.
– Мы с Миком убежали из дома. Те парни пришли ко мне домой и отдубасили моего старика, чтобы узнать, где я. Он не знал, и они задали ему большую трепку. Он так и не оправился от этого.
Щуплый пьяный мальчик говорил тихим шепотом, и глаза его были очень далеко. Он говорил с такой серьезностью, как будто снова переживал все это.
Это не весь диалог. Но обратите внимание, как Макпартленд дробит речь персонажа на интервалы и описывает его поведение. Он делает это для того, чтобы один большой блок – повествовательный текст – не следовал сразу за другим большим блоком – монологом героя.
Внутренний диалог
Иногда нужно позволить себе хорошенько выговориться.
В художественной литературе это называется внутренним диалогом. Не путайте с внутренним монологом, небольшая разница между двумя понятиями все-таки есть.
Внутренний монолог герой произносит про себя – и его мысли появляются на странице. Это позволяет читателю заглянуть в душу персонажа:
– Я это сделаю. Я войду в здание, сразу пройду в кабинет мистера Мильтона и скажу ему, что я о нем думаю. Я встану на стул и скажу ему, что ухожу из компании, а если ему это не нравится, то он знает, что делать.
Внутренний диалог – это разговор героя с самим собой. Он ведется так, как будто у него два голоса:
– Что же мне делать? Я знаю, что я сделаю. Я войду в здание и сразу пройду в кабинет мистера Мильтона. А что, если они попытаются меня остановить? Ну и пусть! Мне все равно, хотя лучше было бы остановиться – я не хочу, чтобы меня задержали.
Или лучше вообще забыть обо всем этом.
Иногда можно использовать такой прием: превратить часть повествования во внутренний диалог. Вот повествование:
Он задавался вопросом, права ли его мать, говоря, что он родился плохим и становился только хуже с годами. Если теперь он хладнокровный убийца, возможно, это значит, что его характер устоялся и уже не изменится.
А теперь давайте превратим его во внутренний диалог:
– Мама была права. Ты плохой. Ты родился плохим и стал еще хуже. Хладнокровный убийца – вот кто ты такой. Ну и что? Так устроен этот большой и порочный мир, в котором или убиваешь ты, или убивают тебя. И теперь ты взрослый мужчина и ты убиваешь. И тебе это нравится? Она была права, она всегда была права, она знала, знала меня еще в утробе. Прости, мам. Ты меня родила и теперь вынуждена мириться с этим.
Эксперименты с формой
Экспериментальную художественную литературу читателю труднее понять – такова ее суть. И хорошо, если так было задумано. Многие авторы не утруждают себя соблюдением литературных норм. Если вы знаете, на какой риск идете, став на путь писателя-экспериментатора, и к тому же получаете хорошее вознаграждение – все отлично.
Родди Дойл в романе «Шустрая» (The Snapper) выстраивает диалог по собственным правилам. Производит ли это должное впечатление на аудиторию или, скорее, раздражает ее – вопрос открытый. Решать, как всегда, читателю:
