Вернулись они поздно вечером, голодные, усталые и неразговорчивые. Танька пыталась было расспросить их, что они там видели, но ничего толком не добилась.
Прошло две недели.
– Все, шабаш, завтра в маршрут не идем! – сказал Андрей вечером, с трудом разгрызая твердый, как камень, кусок черствого хлеба и прихлебывая жиденький супчик из концентратов.
– Ой, как здорово, ребята! – восторженно подскочила Танька на чурбаке так, что тяжелый деревянный стол, прибитый к стене, вздрогнул и покачнулся.
– Тише ты, Морозова! – осадил ее Колька. – Хату развалишь!
– А вот и не развалю, не развалю! – радостно захлопала она в ладошки, довольная тем, что завтра наконец-то они останутся все в избушке.
Устав от постоянного, непонятного для нее самой, беспокойства, основательно вымотавшего ее за последнее время, она была рада побыть вместе с ними хотя бы немного.
– Ладно, карахолики!
[39] – шутливо сказал Андрей. – Это не все! Сидеть возле разбитой нашей халупы не будем. Некогда. Нам грозит четвертое ледниковое голодание со всеми вытекающими последствиями. Чуете?!
– Ну и что? У нас много сухарей и есть концентраты, – насторожилась Танька, не понимая, куда он клонит.
– Их экономить надо, – сказал Колька.
– Да, наляжем на природу! – согласился Андрей. – И завтра пойдем в дальний конец озера, на рыбалку! И денек, похоже, будет что надо.
– А как же я? – паническим возгласом вырвалось у Таньки.
– Ты с нами!
Танька молча прикусила губу, стараясь показать, что это ей безразлично, но не выдержала и рассмеялась.
– Ну, вот и отлично! – улыбнулся ей Андрей. – Только учти, пойдем на лодке, водой, и грести придется всем.
– Ты знаешь, какая здесь глубина, а? – спросил ее Колька. – Двести метров. А ты плавать не умеешь, – усмехнулся он и, прищурив глаза, ехидно уставился на нее.
– Ладно, не сочиняй! – отмахнулась она от него.
– Что не сочиняй! – взвился Колька. – Посмотри на карту! Здесь же разлом! Образовался в мезозой!
[40] По нему озера идут цепочкой! Так ведь, Андрюха?
– Да, но их здесь никто не мерил. Разлом ушел в глубину, а озера в делювий
[41] оползни затянули…
– Андрюша, я утром по-скорому все приготовлю, и у нас будет что пожевать, – обрадованно засуетилась Танька. – Я и чаек сделаю, пока вы рыбачить будете!
– Тебе видней. Уйдем на весь день. Удачно будет – задержимся допоздна.
На следующий день они сели в лодку и отошли от берега.
– Смотрите, а наш Добряк все так же лежит и в небо глядит, – кивнул головой Колька вправо.
– Ты не отвлекайся, греби, – сказал Андрей.
Танька посмотрела в сторону Истукана, затем быстро отвела от него взгляд и стала внимательно рассматривать их избушку.
С воды, со стороны озера, избушка выглядела жалкой, сгорбленной старушкой. И было похоже, будто она тоже чего-то боится или робеет перед огромным озером и высокими горами, а может быть, перед Истуканом. Но, не в состоянии никуда от них деться, она вжалась в землю, стараясь укрыться под одной-единственной на всем мыску лиственницей…
Танька тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, и, чтобы чем-нибудь заняться и не смотреть по сторонам, предложила:
– Ребята, давайте я погребу!
– Ты следи лучше за водой в трюме, – посоветовал ей Андрей. – Не то мы и до берега не дотянем!
Старая посудина, на которой они плавали и которая неизвестно, каким образом попала на это глухое озеро, рассохлась и во всю цедила воду.
Танька забила ножом в щели тряпки, выбившиеся под ударами волн, и вычерпала жестянкой воду, накопившуюся на дне лодки.
Посудина сразу пошла живее. Они выскочили из-за мыса на простор озера и угодили под низовой ветер. Он подхватил лодку и, играя с ней, стал валять по волнам из стороны в сторону.
И Таньке показалось, что озеро вскипело, ежесекундно меняясь на глазах. Сердце у нее зашлось, она побледнела, сжала зубы и, чтобы не выдать своего страха перед огромным водным пространством, опустила голову.
Догадавшись о ее скрытом недуге, Андрей повернул лодку к берегу. Прикрываясь за ним от ветра, они пошли дальше и вскоре вышли на мелководье, густо поросшее водорослями, длинные стебли которых, извиваясь, как щупальца, тянулись по воде и глушили волны.
Здесь в песчаной бухте в озеро впадала речушка, вытекающая из тайги, разбиваясь на множество рукавов. Несмотря на скудость материала, который несла из тайги речушка, она за многие годы намыла широкую песчаную косу и теперь использовала ее как сортировочный полигон. Тяжелые таежные отбросы оседали на косе, а различного рода жучки и паучки выбрасывались в озеро, где, поджидая их, всегда косяками гулял прожорливый хариус.
С утра хариус на удочку пошел хорошо, но затем, ближе к полудню, как отрезал. Чтобы скоротать время до вечернего клева, они сели в лодку и пошли вдоль берега осматривать этот уголок озера. В одном месте их заинтересовал тихий извилистый залив, по которому они долго плыли в глубь тайги, прежде чем догадались, что это была канавообразная речушка. Мест для рыбалки здесь не видно было, и они вернулись назад в песчаную бухту.
Вечером хариус снова пошел на удочку.
– Ну все, ребята, довольно! – наконец сказал Андрей. – На два дня хватит, а дальше будет видно.
К зимовью они вернулись поздно. Уже в сумерках лодка уткнулась в берег под самым окошечком избушки.
Этой ночью в зимовье долго не ложились спать. На низком столике, перед крохотным окошечком, тускло коптил огонек, освещая широкие нары, печурку, рудные мешки с продуктами под потолком и усталые лица людей, занятых привычными, никогда не иссякающими житейскими делами…
Прошли еще две недели.
– Завтра сборы и в обратный путь, – объявил Андрей утром за столом.
Эту новость Колька и Танька встретили равнодушно, так как они уже свыклись с мыслью, что рано или поздно им придется возвращаться назад той же самой дорогой, которой пришли сюда. К тому же Колька ходил последние дни хмурым, после того как упустил марала, который сам вышел на него. Произошло это неожиданно. Колька растерялся и, вскинув ружье, ударил по нему из обоих стволов обычным бекасинником, с которым выслеживал куропаток. От мелкой дроби марал только взыграл, как от щекотки, и в два прыжка исчез среди деревьев. На бегу перезаряжая ружье, Колька бросился за ним по следу, но все оказалось напрасно…
