– Мне совсем не сложно, мэм, – закусив губу, возразил вежливо Генри. Черные глаза его метнулись куда-то ей за спину: – Как красиво!
– Ага, рассвет – хорошая штука, – невольно усмехнувшись, согласилась Морено, рассматривая расцвеченный розовыми, золотыми, пурпурными и сиреневыми облаками горизонт. – Видишь вон те скалы вдалеке? Минуем их – и тогда от нас наконец-то отвяжутся те испанские черти.
– Почему вы так уверены? – быстро спросил Генри. Эрнеста усмехнулась, облокотившись о фальшборт:
– Ни один идиот в жизни не сунется в скалы в это время года и при подобном ветре. А здесь все еще и выглядит так, будто поймать днищем риф – пара пустяков… Просто я хорошо знаю это место: на самом деле здесь довольно глубоко, если идти с утра. Один из множества маленьких секретов, которыми владеет каждый штурман…
– Вы удивительный человек, мэм, – тихо признался Генри, глядя на нее. – Джек очень уважает вас и верит вашему слову…
Морено поджала губы и очень внимательно посмотрела ему в лицо:
– Ты говорил с ним?
– Да, вчера. Он сказал, что не сердится на меня… за то, что я доставил вам столько неприятностей, – с самой настоящей тоской проговорил юноша. – Я думаю, что и вы тоже простили меня… но мне самому так жаль, очень жаль, что все сложилось именно так, – он уронил голову на грудь и закрыл лицо руками. Морено ободряюще похлопала его по плечу:
– Выбрось из головы эти глупости. Выберемся как-нибудь, и не из таких передряг… – Она случайно повернула голову и мгновенно замолчала, глубоко, тяжело дыша и еле сдерживаясь, чтобы не закричать – от ужаса, от отчаяния или просто потому, что молчать, видя то, что видела она, было попросту невозможно. На фоне великолепного золотого солнечного диска, медленно поднимающегося из изумрудных морских вод, из–за скал в полном боевом порядке выходили восемь громадных испанских галеонов.
Глава XXIV. К истокам
Утром следующего же дня Томас Смит явился к капитану Миллеру и заявил об обнаруженном им не далее как вчера недостатке канатов для замены бегучего такелажа. Соответственно, получил выговор за то, что не сообщил еще с вечера, выделенные квартирмейстером деньги и приказ вернуться на судно к началу своей вахты. Затем Смит поменялся сменой со своим соседом по койке, матросом Дженкинсоном, мечтавшим вечером тайком от капитана и боцмана улизнуть на берег в местный дом удовольствий, и, получив таким образом почти двенадцать часов времени, отправился в город вместе с Эндрю – все же слабоумному единолично никто не доверил бы подобную сумму денег. К полудню они уже успели раздобыть все необходимое, и потому горбатый наставник Томаса предложил свою излюбленную и отлично тому известную хитрость.
– Слушай, приятель, а чего ради нам прямо сейчас тащиться на судно-то? Только того и добьемся, что опять запрягут работать, а ведь времени нам дали до вечера. Давай лучше оставим все это в порту – знаю я одного надежного человека, он не большой охотник до чужого – а сами пока прошвырнемся в одно местечко, – вещал он доверительно, обнимая Томаса за плечи. – Девочки там – огонь! Ты как, нормально себя чувствуешь сегодня?
– Я… Я лучше пойду отосплюсь в гостинице. Нехорошо что-то, весь день голова кружится, – убедительно поморщившись и сдавливая пальцами виски, соврал Смит. Эндрю вздрогнул, мгновенно став серьезным:
– Эй, ты чего ж сразу не сказал, дружище? Что я, один не справился бы?! Вот ведь осел… Ну-ка, где там твое снадобье? – бесцеремонно шаря по карманам друга, извлек он нужный мешочек: – Пошли-ка, я тебя устрою в гостинице, вздремнешь – полегчает мигом, а коли нет, я за доктором сбегаю… Идти-то сможешь?
Все оказалось даже проще, чем Смит предполагал: спустя полчаса, уже лежа на разобранной постели в своей неизменной комнатушке с плотно задернутыми занавесками, он нарочито старательно проглотил воду с растворенной в ней самой обычной мелкой солью, коей накануне заменил лекарство из мешочка – вкус оказался даже не слишком отвратительным – и с как можно более сонным видом устроился лицом вниз на постели.
– Эй, ну ты как? Полегчало? – крутясь вокруг него, как собака над полной миской еды, спрашивал Эндрю. Томас выждал пару секунд и кивнул с закрытыми глазами:
– Да, теперь легче. Ты иди один, я тут останусь… Спать… спать очень хочется… – душераздирающе зевнув, он отвернулся к стене и более не проронил ни слова, стараясь дышать как можно глубже и ровнее – Том давно заметил, что именно так делают все спящие. Эндрю проворчал что-то, походил по комнате, еще раз подошел к нему, поправил тонкое одеяло, сползшее с плеча, вздохнул и осторожно вышел, притворив за собой дверь. Выждав несколько минут с тяжело бьющимся сердцем, Смит распахнул глаза, вскочил с постели и принялся спешно одеваться.
Он не мог выйти через дверь – хозяйка гостиницы, старая знакомая Эндрю, непременно заметила бы все и рассказала ему об этом – однако вылезти в окно по скрученной жгутом простыне всего со второго этажа оказалось не слишком сложной задачей. Простыню Том предпочел так и оставить, благо окно выходило на задний двор, и с улицы никто не смог бы увидеть тонкую белую полосу ткани, свисавшую почти до земли.
До дома Рочестера он добрался неимоверно быстро, даже не размышляя о том, что что-то может пойти не так. На рынке он загодя купил два свертка с едой, похожих на те, которые прежде давал ему Бенни, и острый тонкий нож – недлинный, с узким лезвием, подходящий и для того, чтобы вскрыть им несложный замок, и для защиты в нужных руках. Нож он поместил в хлебную буханку, сделав в той небольшой надрез – со стороны почти незаметный – а саму ее уложил на самое дно одного из свертков.
Охранники в подвале встретили его уже без особенного удивления, лишь Уилл лениво поинтересовался:
– Что, тот слизняк Бенни опять струсил тащиться к этой ведьме?
– Оно и понятно: кому ж охота ежедневно кувшином в голову получать, да еще и от чокнутой стервы, – с хохотом заметил один из его товарищей. Смит стиснул зубы, стараясь сделать как можно более глупое лицо.
– А ты, парень, видать, бессмертный, раз каждый день сюда таскаешься, а до сих пор цел, – продолжил Уилл, небрежно бросая ему под ноги связку с ключами. – Может, потому они к тебе особо не лезут, что своего чуют? Такие же тронутые, только природа их чуток меньше обидела по части мозгов…
– Ну, оставь его, пусть идет, – милостиво разрешил тот караульный, что казался слегка старше остальных, и, вероятно, оттого считал своей обязанностью поучать зарвавшихся товарищей. Томас молча подобрал ключи и боком прошел мимо них, стараясь ни на кого не поднимать глаз – боялся, что взгляд выдаст его.
Пират из первой камеры – тот, которому он давал напиться в прошлый раз – лежал лицом вниз прямо на голом каменном полу, даже не подгребя под себя соломы, и на какую-то долю секунды Смиту показалось, что он мертв; но тут тот медленно зашевелился и поднял хоть и украшенное россыпью кровоподтеков, но вполне целое лицо с совершенно трезвыми, ясными глазами.
– Т–ты, – пробормотал он со смехом, когда Томас опустился на колени рядом с ним и протянул сверток с едой. – Э нет – нет, больше я этой вашей дряни в рот не возьму, хоть убейте. Миссис Фрэнсис язык вчера не сумели развязать, т–так сегодня за меня принялись? Лучше уж сразу режьте…
