– Сеньорита Морено, можно вас на пару слов? – покосившись на капитана, глухо спросил Дойли. «Мисс штурман» пожала плечами:
– Я на минуту, Джек.
– Послушайте, – действительно волнуясь, как мальчишка, сбивчиво начал Эдвард. – Эрнеста, я… то, что я вам сказал…
– Мистер Дойли, давайте лучше скажу я, поскольку нам с капитаном нужно срочно решить, каким путем идти через ущелье, – резко перебила его Эрнеста. – То, что вы сказали – возможно, показалось вам слишком резким, но я не ваша невеста–дворянка, как уже говорила раньше, и предпочитаю честность любезности. Так что избавьте меня от своих объяснений и, ради Бога, не пытайтесь говорить мне что-то из жалости. У нас и так сейчас полно проблем, не будем же создавать себе еще и новые!
***
Дело было уже к ночи, когда Эдвард снова спустился в трюм. На сей раз он шел уже со вполне определенной целью: рулевого Айка только что опустили за борт, и любыми силами нужно было вытащить из лазарета убитого горем Макферсона и убедить проспать хотя бы пару часов. Это оказалось неожиданно просто: старый боцман был настолько измучен, что не имел даже сил спорить. Отослав его в кубрик под присмотром немного успокоившегося Генри, Эдвард уселся напротив Моргана и еще раз внимательно осмотрел его с ног до головы. Рулевой был живуч, как дикий зверь: лицо его было серее глины, от перевязанных обрубков, оставшихся после ампутации Халуэллом искалеченных ног, исходил страшный смрад сырого мяса, но он был еще жив и мгновенно очнулся, стоило Эдварду присесть рядом с ним.
– Кто, кто здесь? – беспокойно заворочавшись, хриплым голосом спросил он. Дойли, стиснув зубы, потянулся к кувшину с водой:
– Это я, мистер Морган. Хотите пить?
– Издеваешься, сволочь… – казалось, даже слегка удовлетворенно отозвался тот, жадно прижимаясь пересохшими губами к краю поднесенной кружки. Напившись, откинулся обратно на подушку и слабым голосом спросил: – Она жива?
– Кто, Эрнеста? – машинально переспросил было Дойли и сразу спохватился, поймав полный бессильной злости взгляд умирающего: – Да, с сеньоритой Морено все хорошо.
– Вот и славно… – кивнул Морган, прикрывая веки – потеря крови была слишком велика, и ему приходилось прилагать все усилия, чтобы оставаться в сознании. – Хоть что-то в своей паршивой жизни я сделал правильно…
– Мистер Морган, – собрав волю в кулак, решительно заговорил Эдвард. – Мистер Морган, если есть кто-то… кто-то, кому вы хотели бы передать свои последние слова или что-нибудь еще – то я сделаю это для вас с огромной благодарностью за то, что вы сделали сегодня.
– Ишь, как заговорил! Да иди ты со своей благодарностью… – привычно со злобой выругался рулевой; однако, излив свою ярость, он неожиданно быстро стих. Эдвард ждал, и спустя всего пару минут Морган слабо зашевелился.
– Эй, – позвал он совсем иным, странным и новым для него голосом. – Ты же вроде как грамотный у нас?
– Да, – сдержав все остальные уточнения, просто кивнул Дойли.
– Везет же тебе, – с какой-то почти беззлобной завистью усмехнулся Морган. – Я вот и в молодости ее, грамоту, не шибко уважал, а теперь-то, когда в глазах все двоится и руки не поднимаются, точно ни черта не смогу… Так что ты бери бумагу, умник, и пиши, что я скажу.
В кармане у Эдварда оказался, слава Богу, толстый блокнот для ведения астрономических наблюдений со вложенным в него карандашом; открыв чистую страницу и даже для верности разгладив ее ладонью, Дойли кивнул:
– Диктуйте.
– Пиши: Лондон, Кенсингтон, жене окружного судьи Томаса Дугласа… будь он проклят тысячу раз… Дженнифер, в девичестве Тарлей, передать лично в руки. Написал?
– Да.
– Вот и хорошо… Теперь пиши: дорогая Джинни! Беспокоит тебя… увы, не в первый, но теперь уже точно в последний раз… твой старый знакомый Фрэнк Морган. Так уж вышло, что не суждено мне вернуться из этого плавания живым… а, впрочем, никто в этом не виноват, кроме меня самого. Записал? Хорошо, а теперь пиши… Пиши: хоть я и рад, что это событие не огорчит тебя слишком сильно – потому что я не хочу… не хочу, чтобы ты вообще когда-либо огорчалась и знала что-нибудь, кроме счастья и веселья – однако мне… было бы радостно знать, что, прочтя эти строки, ты сможешь… вспомнить обо мне что-то хорошее. Оно ведь было, верно, Джинни? И еще… еще напиши: того, что было, уже не вернуть, а то, что я писал раньше… по глупости и обиде… словом, все это неправда. И я извиняюсь… извиняюсь за свои слова, которые тебя, наверное, обидели – сильно и незаслуженно. Написал это? А теперь… слово в слово, слышишь? Желаю тебе и твоей семье всяческого счастья и благополучия… а если когда-нибудь ты случайно вспомнишь своего старого друга Фрэнка Моргана… то, надеюсь, это все–таки будут хорошие, а не дурные воспоминания. Нет, нет, я уже говорил ведь про воспоминания… а, оставь, она все равно наверняка до конца не дочитает. Погоди… Где, говоришь, имя ее написано? – Эдвард показал, и Морган некоторое время молча лежал, держа в руках листок и трогая ровную чернильную строчку грубыми пальцами, а затем кивнул, по видимости, удовлетворенный: – Ладно, теперь забирай. Только в руки… в руки отдай ей, слышишь?
– Обещаю, мистер Морган, – складывая письмо и убирая в небольшой просмоленный футляр вместе с блокнотом, ответил Дойли. Какое-то время оба они молчали – вообще в трюме было необычайно тихо, если не считать глухих стонов боли, издаваемых ранеными – затем рулевой внезапно зашевелился, раздвигая окровавленные губы в каком-то подобии усмешки:
– Вот и ты… Пришла все–таки.
Эрнеста, без фонаря, с распущенными волосами казавшаяся призраком вроде тех, о которых моряки любят слагать легенды за долгие месяцы плавания, стояла поодаль, в дверном проеме – но, обнаруженная Морганом, сразу же подошла ближе, осторожно ступая по скрипучим доскам босыми ногами – видимо, сняла сапоги, не желая будить кого-то из раненых.
– Да, мистер Морган, это я, – негромко произнесла она, опускаясь рядом с койкой на пол и зорко глядя на своего спасителя. Руки у нее дрожали, с лица сошла последняя тень румянца, но голос звучал по–прежнему твердо. – Я не могла не прийти и не сказать вам спасибо. Спасибо за все, что вы для меня сделали.
– Лишь бы оно оказалось… не напрасно, – проворчал рулевой, шаря рукой по краю койки – Морено, заметив это, быстро накрыла ее своей ладонью. – Там все настолько скверно, да?
– Думаю, мы справимся, – быстро отрезал Дойли, стараясь не смотреть прямо в глаза ни одному из них обоих. Эрнеста вздрогнула, но сразу же поддержала эту ложь:
– У нас с Джеком есть кое-какие соображения. Если минем ущелье напрямик быстрее, чем они – в обход, то появится шанс оторваться от них и добраться до суши. Туда они уже не сунутся, берег наш. Да и до Меланетто меньше двух дней пути…
– Ясно. Хорошо, значит, что ты жива – не то попались бы мы, как крысы в клетку, – прохрипел Морган, стискивая ее руку в своей. – Воды дайте… да, вот так. Умереть… спокойно можно теперь. Мисс Эрнеста, что будет там, а? После смерти, то есть – черти с вилами, огонь, пустота, Господь всемогущий… что нас ждет? Я как-то раньше не особо интересовался…
