И вот тогда среди пиратов началось самое настоящее ликование: само собой, когда еще им довелось еще разбить и обратить в бегство английские военные корабли, защитив свой дом! Эрнеста видела – многие команды, сближаясь бортами и вот так, бок о бок двигаясь в направлении берега, тоже выбрасывали имевшийся у всех пиратов, но редко используемый алый флаг – знак того, что пощады противнику не будет. Прежняя Морено посмеялась бы над этим от души: какой толк смене девиза после боя! – но в тот момент, когда мачты английского брига истаяли в лучах закатного солнца на горизонте, что-то исчезло в ее собственном сердце. Оно не разрывалось от боли, вовсе нет: и Эрнеста даже думала, что это будет для нее куда мучительнее, когда приказывала готовить орудия к бою – просто из него куда-то пропала вдруг способность испытывать радость. Мир не лишился красок, звуков, ощущений: Морено все осознавала и замечала, пока шла на капитанский мостик через толпу ликующих матросов, принимая их поздравления, их воодушевленную ругань от облегчения, знакомого лишь пережившим смертельную опасность и вышедшим из нее невредимыми, их торопливый пересчет раненых и захваченной добычи – однако эта суета, бывшая ее жизнью последние семь лет, больше не трогала ее.
Генри не спускался с мостика, зорко следя за чем-то по правому борту – посмотрев туда, Эрнеста невольно усмехнулась: «Попутный ветер», тоже здорово истрепанный боем, подходил все ближе к ним. Она была уверена, что при желании безо всякой подзорной трубы сумела бы разглядеть на капитанском мостике невысокую, жилистую фигуру Джека Рэдфорда. Собственно, его даже не пришлось бы даже искать глазами – достаточно было посмотреть в том направлении, в котором с еожиданным и неподдельным страхом глядел теперь Фокс.
– И чего же ты стоишь? – спокойно спросила вдруг Эрнеста, подходя к нему и понимающе кладя руку на плечо. Генри обернулся, и в глазах его полыхнуло самое настоящее отчаяние – в другое время Морено бы даже посочувствовала ему, но сейчас попросту не могла: собственная боль незаживающей раной терзала ее изнутри. – Иди к нему.
– Мне страшно, мэм, – шепотом, совершенно по–мальчишески откровенно признался Фокс. Эрнеста подняла брови.
– Страшно посмотреть ему в глаза или страшно, что он не выслушает и пошлет тебя к черту? – со своей почти прежней убийственной прямотой спросила она.
– И то, и другое, – честно ответил юноша. – Я просто… просто не знаю, что теперь ему сказать. Как теперь жить дальше…
Морено вздохнула и отвела свои черные глаза, устремив взгляд на розовеющую полосу горизонта на западе – там, где не столь давно скрылся полностью бриг Эдварда Дойли.
– Я тоже, Генри, – пожав плечами, тихо сказала она наконец. – Но ты не бойся: я уверена, Джек примет тебя и поймет. Сможешь сесть в шлюпку? Так быстрее будет. Если хочешь, я прямо сейчас прикажу спустить ее на воду, и тебя отвезут к Джеку.
– Хочу, – подумав, кивнул юноша. Морено устало, но все же с тенью былого покровительственного чувства похлопала его по здоровому плечу.
– Мэм, – спросил он спустя несколько минут перед самым отплытием, – мэм, но что же я ему скажу?
– Не думаю, что это столь важно, – покачала головой девушка, помогая ему спуститься вниз. – Главное – говори искренне. Не лги больше, ладно, парень? Думаю, ты уже понял, что это не приводит ни к чему хорошему.
На «Попутном ветре» их никто не встречал намеренно: матросы просто спустили трап и помогли подняться на борт, а старый боцман Макферсон, раздававший приказания направо и налево, увидев живого и здорового Генри, молча подошел и на пару секунд стиснул его в своих медвежьих объятиях.
– Капитан тебя ждет, – украдкой вытирая повлажневшие глаза и пряча дрожь в голосе за нарочитым кашлем, сообщил он. На мостик Фокс поднялся один – сразу почти до судорог сжавшись внутренне, когда увидел перед собой прямую, узкую спину Рэдфорда, затянутую в темный камзол.
– Джек, – окликнул он его почти шепотом и, не дожидаясь, пока человек, преданный и спасенный им, обернется, упал на колени, низко склонив голову – так было проще не глядеть в чужие черные глаза, своим прощальным взором столько времени терзавшие его каждую минуту и днем, и ночью.
– Эти люди выбрали меня своим капитаном, – опуская лицо все ниже, глухо вымолвил он, впиваясь взглядом в палубные доски. – Я… Я согласился, потому что уже тогда знал, к кому приду после того, как все закончится. Командор Рэдфорд, – его голос все–таки предательски дрогнул, – я и мои люди ожидаем ваших приказаний.
Он ожидал молчания, долгого и мучительного, но дававшего какую–никакую возможность перевести дыхание; однако Джек просто наклонился, поддерживая его и помогая подняться, а после – без единого упрека стиснул в объятиях, слишком крепких для человека, едва оправившегося от пыток и плена.
– Живой… – только и выговорил он на ухо юноше то нестерпимо–искреннее, что не смог не сказать; и Генри, лишь теперь все поняв окончательно, поднял словно налившиеся свинцом руки, положив их на спину Рэдфорда.
– Прости, Джек. Прости, я… я такой идиот… – прошептал он отчаянно, даже не надеясь быть услышанным; но его капитан, вне всякого сомнения, понял все и даже больше того, что Фокс осмелился произнести. Справившись с собой и немного отстранившись, чтобы глотнуть воздуху, он поднял голову и неожиданно громко, искренне засмеялся:
– Черт тебя дери, Генри! Это ведь твои корабли, а не мои – и тебя, а не меня они выбрали своим капитаном… А ты нашел выход – столкнуть на меня всю тяжелую работу, – с его губ не сходила настолько счастливая усмешка, что юноша и сам следом за ним осмелился улыбнуться, недоверчиво и робко. – Ты хоть знаешь, как далеко от берега твои галеоны придется ставить на якорь – потому что ни в жизнь они не войдут в гавань ни одного пиратского порта! И что ты мне прикажешь делать? Ведь и бросить их вот так нельзя, меня же потом собственная жадность загрызет!
– Но ведь ты что-то придумаешь? – все еще обнимая его за плечи, лукаво прищурился Генри. Джек фыркнул, взъерошив ему волосы:
– Куда ты теперь от меня денешься, конечно, придумаю! Вот только становиться командором мне пока не слишком хочется – от этого слова так и веет образом жизни моего отца. Лучше уж будем с тобой вместе ходить на дело – два капитана, каждый со своей командой, на своих кораблях….
– И все добытое, за исключением доли наших людей, делить поровну, – подхватил Фокс. Джек кивнул:
– Именно так. В лучших традициях любимых рассказов нашей гениальной Эрнесты.
– А насчет всего остального…
– … мы как-нибудь договоримся, – хлопнув его по плечу, снова рассмеялся Рэдфорд, и на сей раз Генри последовал его примеру – уже очень давно ему не было так хорошо и спокойно на душе.
На горизонте, все больше приближаясь, маячил заветный берег спасенной Тортуги.
Глава XXXIII. Ничто не забыто
На Тортуге вовсю шло празднование: бесплатно наливали самым последним бродягам в портовых трактирчиках, лились рекой ром и грог для членов мало–мальски приличных команд, музыка и нестройный пьяный хор доносился из освещенных окон чуть ли не каждого дома, не говоря уже о городских борделях и рыночной площади, где гулянье, начавшееся еще днем, и не предполагалось заканчивать раньше утра.
