– Ну, ребята, чего такие кислые? Я вам еды притащила, разбирайте! – протиснувшись в люк с двумя тяжелыми бачками похлебки, звонко позвала Эрнеста – в свежей рубашке и новом синем жилете, с аккуратно заплетенными в мелкие косички волосами, повязанными серым хлопчатобумажным платком – в ней едва можно было признать закутанную в обрывок паруса девушку, рыдавшую в одиночестве всего несколько часов назад. Неприязненно взглянув на осекшегося от такой наглости рулевого, она слегка склонила голову и чуть приподняла уголки губ в секундной улыбке:
– Мистер Морган, вас уже ждут на верхней палубе.
Матросы одобрительно загудели, обступив ее со спины и с боков, пока рулевой, тяжело ступая, выбирался прочь из отсека. Эдвард встал позади остальных, но зрелище унижения ненавистного Моргана заставило даже его довольно усмехнуться.
– Ну и слава Богу, что ушел. Хоть поедим спокойно, – бодро заявила Морено, ставя бачки на пол под чужими жадными взглядами. – Ложки, ложки готовьте! Знаю, отчего так смотрите на меня – вот она, холодненькая! – извлекла она из–под жилета пузатую запотевшую бутыль, при виде которых по трюму пополз тихий взволнованный гул. Эрнеста довольно усмехнулась: – Да–да, это оно! Сейчас испробуем, какие напитки предпочитает наш славный рулевой…
Эдвард с неприкрытым отвращением незаметно вышел, прикрыв за собой дверь. Воровать у своих товарищей запрещено, как же! Разумеется, он и сам знал привычку Моргана в счет своей доли забирать с захваченных кораблей лучшую выпивку и уничтожать в полном одиночестве – после этого грозный рулевой становился совсем буен, и все остальные старались не попадаться ему на глаза – но такая двуличность Эрнесты, которую он даже начал было считать порядочным человеком…
Пиратка, пиратка она и есть! Чего и следовало ожидать…
– Мистер Дойли, вы чего? Держите! – с беззаботным видом вынырнув из отсека следом за ним, окликнула его Морено. В руках она держала бачок с остатками еды и на три четверти опустевшую бутыль. – Этак скоро все расхватают, вы же совсем без обеда останетесь!
– Я не голоден, – процедил сквозь зубы Дойли. Девушка, чуть нахмурившись, удивленно взглянула на него: она явно не ожидала такого отпора:
– Что вас не устроило на этот раз?
– Меня-то все устраивает. А как же ваши строгие законы, сеньорита? – ядовито выдохнул он, с удовольствием отмечая непривычную растерянность в черных глазах напротив. – Не вы ли осуждали меня за воровство у товарищей?
– А, вы про это! – неожиданно в голос рассмеялась Эрнеста, начисто сбив его с толку. – Да какое же это воровство? У него самого алкоголь разве задержится? Когда добычу делили, он три бутылки испанского ухватил, а Джек для меня припас четвертую, точь–в-точь такую же. Это пусть ребята думают, что выпивка – Моргана, а то они его уже боятся больше, чем капитана. Разве так годится? – Она улыбнулась, обнажив свои ровные белые зубы, и Эдвард не смог не ответить на эту улыбку, принимая у нее бачок и бутыль:
– А вы не опасаетесь, что он узнает обо всем?
– О чем? О том, что я дала матросам выпить вино, подобное тому, которое обычно употребляет он? Нисколько, мистер Дойли. Меня ему не запугать. Пугали уже, – чуть тише и с чуть заметной угрозой прибавила она, но Эдвард лишь пожал плечами:
– Морган об этом знает. Вам не кажется, что это для вас еще хуже? Если он вымещает на других людях злобу, которая предназначена вам…
– Да, и меня тоже это очень беспокоит, – зачерпывая ложкой похлебку, серьезно кивнула Эрнеста. – Но продолжать давать ему волю, как делает Джек – это не выход.
Оба одновременно замолчали. Все члены команды знали скверный нрав и тяжелую руку своего рулевого, а также то, что тот настолько хорошо исполнял свои прямые обязанности и сторожил матросов вместо мягкосердечного Макферсона, что на все его выходки капитан Рэдфорд предпочитал смотреть сквозь пальцы. Пару раз он даже пытался побеседовать на эту тему с Эрнестой и убеждал ее не вмешиваться в дела рулевого, но «госпожа штурман», забыв об обычном своем уважении к капитану, категорически заявила, что может простить обиду, нанесенную себе самой, но не собирается терпеть систематические избиения своих товарищей. Джек ее мнение учел и потому впредь перестал вмешиваться в ее отношения с Морганом, дожидаясь, пока одна из сторон возьмет верх в этом странном противостоянии. Пока Морено, казалось бы, выигрывала: ее любили так, что даже не думали поминать старое поверье о беде, приносимой женщиной на борт; но она сама лучше всех ощущала исходившую от Моргана угрозу, становившуюся тем сильнее, что ему никак не удавалось излить свою ярость на ее причину. Гроза была неизбежна и обещала вот–вот разразиться.
– Идемте к остальным, – спрятав тревожный взгляд за беспечной усмешкой, предложила Эрнеста. За обедом она смеялась и шутила с матросами, ничуть не смущаясь, если кто-то отвечал ей тем же. Между делом выяснилось, что Марти и Айк, которым поручено было отнести в нижний отсек бочки с солониной, забыли завязать их в просмоленную парусину.
– Ну как же вы так исхитрились, ребята? Решили оставить нас на пару недель без мяса? – возмутилась было Эрнеста, но затем, смягчившись, распорядилась: – Не надо никуда ходить, сидите уже! Я сама спущусь и все сделаю.
Эдвард догнал ее уже на лестнице. Сам стыдясь своего излишне джентльменского поведения, которое едва ли будет оценено, предложил:
– Давайте я схожу с вами. Мало ли, вдруг придется двигать эти бочки, а они едва ли будут весить по три фунта.
Эрнеста с кривой усмешкой взглянула на него; ее черные глаза чуть заметно сверкнули:
– Иногда я не знаю, оскорбляться ли мне или благодарить вас за подобную заботу. Уж не думаете ли вы, что я не в силах поднять тяжесть больше трех фунтов?
– Не думаю, – серьезно взглянув на ее узкие, но отнюдь не казавшиеся тонкими и слабыми ладони, ответил Эдвард. – Но для меня как для мужчины будет позором позволить вам это.
Какое-то время Эрнеста молча глядела на него, затем беззвучно рассмеялась и хлопнула его по плечу.
– Все–таки не задержитесь вы у нас на корабле с такими принципами, – весело заметила она и кивнула: – Идемте. Я покажу, что нужно делать.
К удивлению Эдварда, обвязывать бочки оказалось не такой уж сложной работой по сравнению с его обычными обязанностями, а вместе с опытной Морено они вдвоем и вовсе управились едва ли не за четверть часа; и когда внезапно все оказалось сделано, он даже сам вызвался отнести наверх остатки парусины.
– Как угодно. Я тогда проверю днище – мало ли, вдруг Джек что-нибудь пропустил, – пожала плечами Эрнеста, и Дойли согласно кивнул. В подобных сомнениях был резон: от бывшего офицера тоже не укрылось, что Рэдфорд с утра был заметно бледен и от него слегка – но непривычно: их капитан никогда не позволял себе пить с утра – несло характерным терпко–душноватым запахом неразбавленного рома.
Впрочем, состояние не без оснований не слишком горячо любимого им Джека не слишком беспокоило Эдварда: странное ли для пирата дело опрокинуть кружку–другую в честь благополучного выхода из шторма? Не в королевском же он флоте, чтобы сдерживать себя из страха перед наказанием… странно даже, что это случалось прежде не столь часто – Эдвард безуспешно пытался отогнать от себя пакостно–назойливую мысль о том, что встречал за время службы во флоте офицеров, пивших и обращавшихся с матросами ничуть не лучше, а может, и хуже самого Рэдфорда. Раздосадованный, он почти швырнул остатки парусины в мешок, размашисто перекрестил его веревкой и уже собирался выйти из отсека, когда услышал сквозь переборки непонятный шорох.
