Наконец дверь капитанской каюты дрогнула – чуть заметно, так, что нельзя было понять, шелохнул ли ее сквозняк или человеческая рука – и внезапно с размаху распахнулась. Джек, в своем лучшем камзоле темно–фиолетового сукна, неизменной кожаной треуголке и заткнутыми за пояс саблей и пистолетом, непривычно аккуратный и застегнутый на все пуговицы – обычно он мало внимания уделял своему внешнему виду – вышел на палубу и сразу же удивленно огляделся по сторонам:
– Вы что это толпитесь здесь ни свет, ни заря?
– Джек, – немного хриплым, но обретшим мало–мальски привычную твердость голосом ответила ему Морено, – Джек, встреча с капитаном Ришаром через полчаса.
– С кем–кем? – Рэдфорд удивленно развел руками и расплылся в нарочито широкой усмешке. – А, ты об этом несчастном французишке? Я и забыл о нем! – матросы вокруг одобрительно загоготали, и даже на строгом лице Эрнесты появилась слабая усмешка:
– Не сомневаюсь, что так и есть. Но мы все же пойдем вместе с тобой.
– Увидим своими глазами, как ты прикончишь этого наглеца, Джек! – непривычно широко и напряженно улыбаясь, пробормотал обычно флегматичный ко всему Макферсон. В руке он держал аккуратно сшитый холщовый мешочек на шнурке, источавший едва уловимый запах каких-то трав. – Вот, надень это – тогда точно победишь сегодня! – Старый боцман все еще силился сохранить лицо, но красные воспаленные глаза его, привычные к слепящему блеску залитой солнцем морской глади, уже часто замигали, а протягивавшая заговоренный талисман ладонь, тяжелая, темная, вся в задубевших мозолях, чуть заметно подрагивала. Джек крепко пожал ему руку, принимая подарок, кивнул головой:
– Спасибо, – и уже хотел было надеть на себя, но Эрнеста остановила его:
– Погоди! Генри, – окликнула она вытянувшегося по струнке за спиной капитана и глядевшего на него с неподдельным напряжением и готовностью броситься выполнять любой его приказ юношу, – Генри, у тебя рука счастливая, давай ты!..
Фокс, повинуясь ее требованию, неуверенно выступил из толпы и, глядя Рэдфорду прямо в глаза, осторожно, старательно надел на шею капитану амулет, а затем, неожиданно ярко вспыхнув, трижды торопливо перекрестил. Такое действие, на взгляд Дойли, определенно противоречило законам религии и простой логики – к чему мешать непонятные языческие обряды и христианское таинство? – но пираты, набожные не менее, нежели суеверные, встретили этот жест одобрительными возгласами и радостным ревом. У самой Эрнесты немного разгладилась жесткая складка между бровями, не сходившая с самого утра.
– Хорошо, довольно, – стараясь не смотреть на юношу, кивнула она; но Джек, строго взглянув на нее, закинул свободную руку тому на плечо, пресекая любые дальнейшие попытки раствориться в толпе. Они так и сошли на сушу все вместе: никому из матросов даже не пришло в голову не проводить своего капитана до места поединка, не говоря уже о членах командного состава – и Эдвард, сам не отдавая себе отчета, также не задумывался, пока шел вместе с остальными по берегу, по щиколотку увязая в мокром послеприливном песке и изредка поглядывая в сторону Эрнесты. Та шла тихо и ровно, не поднимая ни на кого глаз, обведенных столь густыми темными тенями, что казалось, будто девушка провела без сна не одну ночь, а, по меньшей мере, пять или шесть. Какого-то волнения по этому поводу Дойли не чувствовал – наверняка столько лет ходившей в море пиратке доводилось переносить и не такое – но эта ее неподдельная тревога за Рэдфорда лишала его возможности затаенно радоваться тому, что ненавистный капитан, возможно, сегодня наконец получит сполна за все свои многочисленные преступления. Наверняка Джек был бы счастлив, случись что-нибудь с ненавистным ему Эдвардом – но и об этом Дойли почему-то не мог думать. Оставалось лишь идти, низко опустив голову, и сверлить яростным взглядом даже сейчас отвратительно прямую спину шедшего впереди капитана.
Прогалина, указанная им Ришаром, оказалась длинной полосой травы и земли, опоясывавшей песчаный берег и продолжавшейся до самых лесных зарослей вдалеке. За верхушками самых высоких деревьев впереди виднелись синие очертания гор, а море позади блистало в лучах вставшего солнца – зрелище было настолько прекрасным в своем первобытном, диком великолепии, что Эдвард невольно залюбовался бы им, не различи он далеко по левую руку медленно приближавшуюся со стороны порта пеструю толпу моряков, по численности в два или три раза превышавшую их собственный отряд.
– Это они? – крайне негромким голосом, тем не менее, прозвучавшим почти как истошный вопль в наступившей вокруг тишине, спросил Генри. Морено отчетливо вздохнула, смерив его сердитым взглядом, но Макферсон, уловив в тоне юноши какую-то родственную его собственным чувствам нотку мучительного беспокойства, потрепал того по плечу:
– Да, сынок. Они самые.
Капитан Ришар, шедший впереди своей маленькой армии, выглядел не менее бодрым и уверенным, чем вчера: он явно превосходно и безо всяких терзаний провел ночь, и белоснежное перо на его шляпе смотрело строго вверх, словно ртуть в барометре. При виде противника на лице его сразу же расцвела любезнейшая из его улыбок:
– Доброе утро, капитан! Надеюсь, вы хорошо спали?
– Я высплюсь в своей каюте на «Морском льве» сегодня ночью, – холодно отрезал Рэдфорд, демонстративно не пожав протянутую ему руку. – Прежде чем мы начнем, хочу спросить у вас: вы не хотите, пока не поздно, отказаться от своих притязаний?
– Какое совпадение! – непринужденно рассмеялся француз. – Тот же вопрос я намеревался задать вам. Полагаю, теперь мы оба знаем ответы друг друга и можем начинать.
– Сеньорита, – глядя на ее смертельно бледное лицо, наугад спросил Эдвард первое, что пришло в голову. – Судьей же в поединке должен быть квартирмейстер, так? Это будете вы или…
– Квартирмейстер ответчика, если соперники из разных команд, – глухо отозвалась Морено и прибавила, опустив взгляд на свои чуть заметно подрагивавшие руки: – И в данный момент я даже рада уступить ему эту честь.
Все было уже решено, а потому приготовления к поединку уложились от силы в пару минут: представив квартирмейстеру и остальным присутствующим свои шпаги в знак подтверждения, что сражаются равным оружием, соперники воткнули их в землю на расстоянии в десять шагов и отступили назад еще на пять.
– Ну, все, хватит трястись! – торопливо стягивая с плеч тяжелый камзол и протягивая его стоявшей позади него девушке, распорядился Рэдфорд. В последний раз окинул взглядом свою команду, улыбнулся бледному Генри, на секунду стиснул горячей ладонью ледяные пальцы Эрнесты – та, судорожно выдохнув, подалась навстречу всем телом – но Джек уже отстранился и твердо велел: – Держись! Пожелай мне удачи.
– …поскольку противники отказались от примирения, предписанного законом… – уже зачитывал вражеский квартирмейстер за его спиной. Морено, тяжело дыша, открыла было рот, но не смогла произнести ни слова – лишь ее губы безмолвно шевелились, как у вытащенной на берег рыбы. Генри, задев ее плечом, сделал шаг вперед и коснулся мелко подрагивавшими пальцами локтя Рэдфорда.