— Он весь, тшерт возьми, сомнителен, Иван. Ты, как и я, хорошо знаешь, как делаются всякие «дутые дела». Садись на тшортов поезд, Иван. Вместе со мной.
Я доверял ее инстинктам, но моя верность Эсме и искусству была сильнее страха. Эта верность, конечно, оказалась совершенно неуместна. Я всегда буду проклинать собственное безумие, хотя миссис Корнелиус ни разу не напоминала мне о том предупреждении за все годы, проведенные в Англии. Я сказал, что обдумаю ее предложение. Я позволю Эсме решать (я, в конце концов, не сумел бы бросить ее). И оставались партнеры сэра Рэнальфа, которые могли вложить капитал в мой «Лайнер пустынь». Я мог сделать сразу несколько карьер в Египте — тогда эта страна была готова развиваться во всех направлениях. Разве не следовало мне довериться людям, интересы которых совпадали с моими? Я тогда еще не понимал, как часто подобные деловые люди предпочитают говорить, а не действовать. (Их бездеятельность обусловлена расой, исключение — самые истеричные и безответственные типы. Кровная месть и футбольные матчи — вот все, что их занимает.)
В тот жаркий май я увидел возможность вернуть былую славу. История уже погубила мои надежды, уничтожив многообещающую карьеру, которую я начинал в России, потом в Турции и во Франции. Подобная же угроза возникла и в Америке. Но теперь у меня появился шанс вернуть все. Здесь были богатые вожди, имевшие огромные состояния и готовые вкладывать средства в развитие передовых идей. Мой «Лайнер пустынь» годился не только для гражданских, но и для военных целей. Эта безжалостная сила могла утвердить британское владычество во всей пустыне и далеко за ее пределами.
Неужели миссис Корнелиус хотела, чтобы я бросил эту мечту (так же как мечту о нашем экранном союзе) вместе с зарплатой и невестой? Как я мог послушать ее? И все-таки я доверял своей старой подруге настолько, что готов был согласиться на побег, если Эсме отправится вместе со мной. Все прочие уже с интересом поглядывали в нашу сторону. Миссис Корнелиус успокоилась.
— Ну, хорошо тебе время провести, Иван. Не замерзни. — И она вернулась к себе в палатку.
Тем вечером мы возвратились в Луксор и приготовились поужинать на борту. Я решил, что при первой возможности отведу Эсме в сторону и настоятельно посоветую ей не участвовать в сцене, которую предложил сэр Рэнальф. На станции я смогу купить билеты до Александрии. Оттуда мы отправимся в Италию, где нас встретят друзья. Пройдет немного времени, и мы вернемся в Америку. Я ничего не сказал о собственных сомнениях.
К превеликому облегчению, она не пожелала от меня никаких жертв!
— Ты так много вложил в этот фильм, Димка. Я не могу позволить тебе все бросить. Я понимаю, что сцена необходима для успеха. — Она захихикала. — В конце концов, мой любимый, я привыкла к внимательным мужским взглядам.
Я сказал ей:
— То дурное время — только сон, о котором тебе нужно забыть. Я обещал, что ты больше никогда не испытаешь подобного ужаса.
— О, Димка, мой сладкий, это же весело, — ответила она. — Это — всего лишь забавная игра. Сэр Рэнальф все объяснит. Не будь таким чопорным, дорогой.
Я признавал, что принадлежал к другой эпохе, сильнее тяготевшей к правилам, и все же я не хотел, чтобы любимая считала меня слишком осторожным. Я требовал от нее сознательного повиновения. Я улыбался ее шуткам о моем «строгом, старомодном виде». Но она победила меня! Я понимал, что благодаря искусству она не унизит себя. Мне следовало добавить что-то насчет замечаний миссис Корнелиус. Я сказал Эсме, что ее формами будут любоваться иностранцы.
Она рассмеялась:
— Среди них нет мусульман, милый Димка.
К нам присоединился Вольф Симэн, огромный, как башня, и принялся печально и настойчиво объяснять, что наш фильм в Европе никого не удивит. Без этих сцен история утратит силу воздействия. Режиссер попросил сделать их ради художественного совершенства. Он, конечно, не знал, что миссис Корнелиус, которую он все еще называл своей невестой, собиралась уехать. Я решился. Я отыскал подругу в коктейль-баре и увлек ее в тихий уголок на палубе. Дрожащим голосом я попросил ее остаться подольше — хотя бы для того, чтобы закончить сцену в гробнице. Она была непреклонна.
— Когда я утшую какую-то гадость, Иван, я беру ноги в руки. Здесь какая-то подстава и воняет совсем гадко. Я ухожу, пока все не так плохо, тебе лутше тоже поторопиться. Только молтшок, ладно?
Конечно, я не мог выдать ее. Я поклонился. Я поцеловал ее руку. И затем я возвратился, с некоторым нежеланием, к тому, что осталось от нашей съемочной группы.
Исчезновение миссис Корнелиус было обнаружено следующим утром, когда мы собирались снимать у Колоссов Мемнона
[495], странных хранителей утраченной дороги в бесплодные долины мертвых. Я как можно быстрее укрылся в небольшом греческом кафе, где обслуживали проезжавших туристов. Сидя в тени за чашкой «Липтона», я слушал вопли Симэна — он ревел так же громко, как эти легендарные колоссы, голоса которых заглушали пустынные бури даже в те времена, когда сюда, чтобы подивиться памятникам побежденного прошлого, являлись римские императоры. Симэн произносил монологи о природе искусства, о художнике, его роли и правах, о необходимости порядка, о том, что всем нужно работать так же напряженно, как работает он, о том, что пунктуальность — основа любого хорошего фильма. Все полагали, что Глория Корниш осталась в Луксоре, но я на заре выглянул из окна и увидел, как она в сопровождении крадущихся нубийцев направлялась к повозке. Она села на ранний поезд в Каир — наверняка она возвратится в Англию с майором Наем, заново начнет карьеру и, возможно, потом присоединится ко мне в Голливуде. Она легко могла получить работу в Англии — достаточно было напомнить о «Капризах общества» и «Леди Лорекр». В одиннадцать прибыл сэр Рэнальф, которого призвал на помощь Симэн. Сначала наш продюсер казался таким же рассерженным, как режиссер, но скоро он собрался с мыслями и постарался успокоить всех участников группы, белых и цветных. Она сказал, что проблема невелика. Основные сцены сняты. Роль Эсме может немного увеличиться. Сэр Рэнальф заявил, что ни одна актриса (тут он кончиками пальцев коснулся щеки моей возлюбленной) не откажется от такого шанса. Эсме вспыхнула от удовольствия. Должен признаться, что в тот момент не сумел скрыть ревность. Я встал из-за столика и шагнул к ним, воскликнув:
— Уверен, что мисс Корниш скоро вернется к нам. А пока я должен напомнить вам, господа, что этот сценарий — мой. Я не допущу постороннего вмешательства. Никаких замен.
Видел ли и сэр Рэнальф миссис Корнелиус, направлявшуюся к станции? Может, когда выглянул из окна отеля посмотреть на наш пароход? Он ничего не сказал об этом. Сэр Рэнальф мягко успокоил нас, подтвердив, что сценарий фильма — образец литературного искусства. Об изменении основной линии не могло идти и речи. Но он был шоуменом, в каком-то смысле оформителем витрин. Его задача состояла в том, чтобы удостовериться: публика придет посмотреть нашу картину. Если зрителей не окажется, мое сообщение останется неуслышанным. Это был вполне разумный аргумент, и я мог его принять в таком варианте. Тогда сэр Рэнальф занялся не столь легким делом — попытался усмирить Симэна, который утверждал, что не может работать в отсутствие своей звезды. В конечном счете мы пришли к соглашению, что снимем отдельные сцены с «Айрин Гэй», которая будет носить вуаль, изображая Глорию Корниш, а на следующий день, когда исполнительница главной роли вернется, мы сделаем еще несколько дублей. Сэр Рэнальф напомнил нам, что время — деньги и, так как это решение проблемы обойдется дороже, мы несомненно оценим исключительную щедрость предложения.
