Скоро шар качался вверху, словно кит, попавший в сети, и синьорина фон Бек принялась запускать небольшой двигатель, грея его до тех пор, пока в клапанах не засвистел обжигающий пар. Горячий воздух удерживался под куполом, но позабытый пропеллер еще не работал. Теперь, когда корзина подпрыгивала, натягивая веревки, летчица решительно взялась за дело; она проверила балласт, осмотрела все детали и обратила особое внимание на аккуратно пришитый кусок синего шелка, который прикрыл часть национальных символов и букв. Мисс фон Бек, словно нимфа, порхала возле двигателя и веревок, улыбаясь всякий раз, когда ее корабль подчинялся командам. Она в волнении высунулась из корзины и помахала рукой Коле, который стоял с открытым от удивления ртом, наблюдая за оживавшим воздушным судном. Все веревки натянулись до предела, а кое-какие, казалось, в любой момент могли порваться или выдернуть из земли колья, к которым были привязаны. Мисс фон Бек попросила нас снять рукав для подачи воздуха и снова радостно помахала ладонью.
— Ура! Замечательно! Какая удача, что вы, друзья, оказались рядом! Давайте затащим на борт багаж. Скажите, что вы собираетесь делать с верблюдами?
Коля пробормотал что-то грубое. Я обратился к нему по-русски:
— Ты снова заговариваешься, Коля, друг мой? Прими ее предложение! Мы можем оказаться в Танжере через неделю!
— Или во Французской Экваториальной Африке, — уныло заметил он. — Димка, нельзя направлять в нужную сторону воздушный шар. Но можно идти по дороге. По крайней мере, тогда я буду знать, куда двигаюсь. Оставь ее. Она — привлекательная и опасная женщина. Она живет ради острых ощущений. Я думал, что пока приключений тебе достаточно. Твое предложение не дает никаких очевидных преимуществ. А если мы последуем первоначальному плану, то будем точно знать, куда идем.
— К черту, Коля! Рисковать теперь ни к чему.
— Он в порядке? — спросила синьорина фон Бек по-английски.
— Он боится лететь на вашем корабле, я полагаю, — тоже по-английски ответил я, а потом по-русски добавил: — Здесь для тебя ничего нет, Коля.
— Только мерзавец бросил бы бедных верблюдов, — сказал он. — Я остаюсь.
Такой аргумент я не мог парировать. Я и сам не хотел покидать свою прекрасную Дядю Тома. И все-таки на этой дороге беззакония у нее было куда больше шансов выжить, чем у меня. Я страдал от чувства вины и никак не мог смириться с мыслью о расставании с Колей. И все же выживание в такие моменты требует забыть о чувствах. Дядя Том могла найти новых хозяев в пустыне, хоть даже в лице вернувшихся гора. Она была слишком хороша — к ней станут с любовью относиться все, кому бы она ни досталась.
— Давай же, Коля. — Я в последний раз попытался убедить друга, больше для очистки совести. — Синьорина фон Бек говорит, что ветер отнесет нас на запад. Она предпочла бы направиться на север, но, по ее словам, мы так или иначе доберемся до Триполи или Танжера.
— Или до Тимбукту, — многозначительно заметил он. — Это вам угрожают неведомые опасности, а не мне. Отправляйся, если хочешь. Просто оставь мне моих верблюдов и наши припасы.
— Все, что пожелаешь. С удовольствием, — ответил я.
Мысленно я уже перенесся в Италию. Я неудержимо стремился к идеалам, я думал, что возвращаюсь к своему истинному призванию. О, Эсме! Ты видела, как я летел. Я снова обретал веру в силу разума и науки. Меня переполнял Святой Дух. Я двигался все быстрее. Мои чувства вернулись благодаря мудрости Аллаха. Мертвым я ушел в пустыню, и из пустыни я явился, чтобы жить снова. Наконец-то мое тело запело прекрасную песню.
— У тебя есть паспорт? — Настроение Коли, казалось, неожиданно испортилось.
Его резкость меня немного расстроила. Ведь именно меня, в конце концов, отвергли и бросили!
— Разумееется, да. Я сниму свою сумку с Дяди Тома.
— У вас много воды?
Он втягивал в себя воздух пустыни, как будто восстанавливая силы. Потом я услышал, как он напевает мотив из «Тристана и Изольды».
— Много.
Когда я расставался с Дядей Томом, Коля настоял на том, чтобы проводить меня. Он помог мне привести это прекрасное существо обратно по крутой тропе к вершине холма, где у воздушного шара ждала синьорина фон Бек. Ее волосы теперь трепал сильный бриз, и шифоновый шарф взлетал высоко над головой.
— Ты дурак, — пробормотал Коля. — Я не боюсь лететь в этой штуке, хотя затея и безумная, но я побоялся бы отправиться с ней. Она опасна, поверь мне. Вернись в пустыню, вернись к свободе. Димка, ты никогда не знал таких женщин, как она. Она отнимает энергию. Она играет с великими силами и обречена на смерть, как и все ей подобные. И она заберет с собой по крайней мере одного бедолагу. Она ненадежна, как взрывчатка.
— Это всего лишь ревность, Коля. Прошу тебя, перемени решение. Не унижайся и не посягай в своем беспокойстве на честное имя леди. Синьорина фон Бек, очевидно, благородная дама. Она наделена острым умом. Это ум, достойный мужчины. Но она никогда не могла бы встать между нами, Коля. Мы — братья. Я просто беспокоюсь о твоем благополучии. Хватит ли тебе наших припасов, чтобы продержаться всю дорогу?
Друг пожал плечами. Он взял у меня из рук повод Дяди Тома.
— Верблюды — мой главный запас. Нужно продать их прежде, чем я смогу сделать что-то еще. Дядю Тома я попытаюсь сохранить, клянусь.
— Если придется, ты должен получить лучшую цену за Дядю Тома, — заверил я Колю. — Как только доберешься до следующего большого оазиса.
— Я отыщу тебя в Танжере, — пообещал он, — и отдам тебе твою долю. В конце концов, ты помог нам сюда добраться.
— Может, и так. — Я крепко ухватил его за плечо. — А пока, старый друг, тебе нужно поменьше принимать наркотиков. У тебя ничего не останется к тому времени, как ты доберешься до города.
— О, я продержусь.
Мы подошли к воздушному шару, и он снова начал бормотать, передавая в корзину мой чемодан и другой багаж, пока я поднимался наверх, чтобы помочь синьорине фон Бек убрать сумки в шкафчики.
Я наклонился над краем корзины и, вопреки бедуинскому обычаю, пожал руку Коли, а затем прижал его к себе и поцеловал.
— Прощай, добрый друг, — сказал я по-арабски. — Пусть Аллах и впредь защищает тебя и ведет к цели безопасной дорогой.
— Ваш раб и впрямь не полетит с нами? — Синьорина фон Бек казалась разочарованной.
— Я дал ему свободу, — отозвался я. — Он решил взять верблюдов и в одиночестве отправиться в путь по дороге Дарб эль-Харамия. Пусть Бог пребудет с ним. По крайней мере, за верблюдами он проследит. Он хорошо обходится с животными. Они представляют для него большую ценность. Видите ли, синьорина фон Бек, он похож на меня, он тоже человек пустыни. Однако, в отличие от своего хозяина, он не может поверить, что будет счастлив в любом другом мире. Так обстоят дела. Мы такие, какие есть. Это воля Божья, и Бог защитит его.
Больше я ничего не мог добавить. Мой друг выбрал свой путь, и мне больше не следовало подвергать сомнению его решение.
