Через несколько дней после прибытия я снова пристал с разговорами к мистеру Миксу. Теперь я положил руку на его объектив и шутливо предупредил, что буду делать это каждый раз, когда его вижу, если он не явится тем же вечером в мой номер в отеле «Трансатлантик». Он согласился быстро и легко, как мальчик, не привыкший высказывать собственное мнение.
— Я буду. А теперь позволь мне уйти, Макс.
Но он выглядел расстроенным и явно не хотел соглашаться. Он казался усталым, почти измученным и думал о чем-то своем. В первые дни я получил помещение в резиденции паши — в одном из нескольких небольших зданий, примыкавших ко двору, где размещались почетные гости или высокопоставленные должностные лица. Все эти постройки были из одинакового оранжево-розового камня, с зелеными плиточными крышами; окна их выходили только во внутренний двор, как в любом здании в той части Марракеша, которую называли мединой, то есть Старым городом. Новые французские администраторы и торговцы возводили для себя прекрасные особняки за окружавшей медину стеной. Некоторые из построек, если забыть о цвете, могли украсить любую провинциальную улочку — от Брюсселя до Барселоны. Помимо коммерческого чутья, империализм еще склонен к банальности.
Теперь я оставался гостем паши в единственном приличном отеле в Марракеше, названном «Трансатлантик» — полагаю, в честь американцев, которые сочли новую колонию достаточно безопасной, чтобы отсюда начать отважное наступление на таинственный Восток. Американцы пойдут куда угодно, если там есть приличные туалетные комнаты. Первое действие любой страны, желающей привлечь доллары США, — заказать сантехнику у «Томаса Крэппера и сыновей»
[664], причем лучшие модели. Так и Великобритания извлекает выгоду из психологии своих новых хозяев. «Без американцев, — говорит водопроводчик в пабе (его называют Флэш Гордон
[665]), — британская туалетная промышленность пошла бы псу под хвост». Других метафор он не признает. «Как только японец помочится — Стаффордширу перекроет кислород», — предсказывает он. В политике он просто тупица. Он как-то сказал, что люди вроде меня засорили коллектор истории. Если так, то все потому, что история не может вызвать тебя, ответил я. Эти водопроводчики все одинаковы. Они в целом мире прославились. Заговорите с берлинцем о его огорчениях — и он вспомнит о водопроводчиках, заговорите о грабительских счетах — и бомбейский брамин закричит: «Водопроводчик!» В Каире «водопроводчик» — прозвище любого кровопийцы или вымогателя, а в Сиднее «утопить водопроводчика» означает выбраться из передряги. Москвичи и сегодня считают водопроводчиков вульгарными нуворишами, теперь живущими в тех же самых многоквартирных домах, где обитают академики и инженеры! «И тебе хватает нахальства, — кричу я Гордону, — называть меня эксплуататором!» Водопровод в «Трансатлантике» близ Маммуния-гарденз оставлял желать лучшего (хотя он был европейского, а не турецкого типа), так как воду часто отключали по таинственным причинам. Однако я мог регулярно принимать душ и пользоваться западным мылом, что казалось настоящей роскошью. Даже самые гостеприимные обитатели пустыни старались экономить воду. Впрочем, некоторые наслаждались, попусту расходуя запасы. Миссис Корнелиус как-то убиралась у одного араба. Все краны в доме были открыты. Ему нравился звук льющейся воды — он говорил, что это лучшая музыка, которая ему ничего не стоила!
Мистер Микс явился ко мне в номер, расположенный на верхнем этаже «Трансатлантик». На балконе можно было насладиться теплотой летней ночи, естественными геометрическими узорами пальмовых рощ и далеких гор под алмазными звездами и золотой луной. Камердинер уже лег спать, и я сам открыл дверь Миксу. Мой номер был обставлен в том богатом мавританском стиле, который можно увидеть разве что в лучших ресторанах. Мистер Микс вошел и закрыл за собой зеркальную дверь. Он был одет в тропический костюм цвета хаки и большую широкополую шляпу. Мистер Микс снял головной убор и попробовал шербет, которым я его угостил (мне пришлось отказаться от алкоголя — теперь я пил очень редко и в определенной компании). Гость тотчас спросил, есть ли у меня «снежок», и я сказал, что немного осталось. Я мог предложить ему пару дорожек. Он поблагодарил и тут же расслабился и извинился за свое поведение.
— Приходилось держаться подальше от тебя, Макс. Паша не любит, когда у его мальчиков появляются друзья в другом лагере. Но теперь ты в нашей команде. Наверное, это хорошо. Я тебе все быстро расскажу, Макс, я попал в беду и должен выбраться отсюда. Я на крючке у паши, и мне нужно отработать долг.
Теперь я все понял и тотчас испытал прилив сочувствия.
— Мистер Микс! Так ты хочешь купить себе свободу! Тебя все-таки захватили работорговцы!
Он казался смущенным.
— Не совсем, Макс.
Он наклонился вперед на кожаном диване, нашел опору и успокоился, поднеся один конец соломинки к ноздре, а другой — к небольшой дорожке кокаина, которую я насыпал для него.
— Это долгая история, — сказал он. — Но после того, как я дезертировал с корабля в Касабланке, у меня возникла идея поехать в здешние места на поезде и посмотреть, что кругом творится.
— Тебя не похитили цыгане?
— Эти парни… Они просто задницы. Они попытались ограбить меня. Нет, я купил билет и сел на поезд, в первый класс, все мои вещи были в багажном вагоне. Я получил в свое распоряжение целое купе, едва лишь додумался подсунуть нужное количество франков нужным людям. Только поезд шел в Рабат. Я проснулся — а за окном по-прежнему был Атлантический океан! Я не успел выйти, и поезд отправился в Фес. В общем, в поезде я встретил алжирского организатора развлечений. Он устраивал местные представления, чтобы веселить туристов и все такое, но он вдобавок организовал несколько эстрадных театров в Танжере. Он собирался открыть еще два в Касабланке и один в Марракеше.
— Он предложил тебе возможность, о которой ты всегда мечтал, — догадался я. — Как ты мог отказаться? Что это было… что-то вроде негритянского номера? Одни только твои танцевальные навыки…
Он устало приподнял руку, попросив не прерывать рассказ.
— Мы пришли к соглашению. Сделка казалась мне выгодной, так как я получал в свое распоряжение театр в Марракеше. Я начал понимать, что Африка не сильно отличается от Америки. Никто не приветствовал меня, словно потерянного брата. Они только хотели знать, почему я оказался таким дураком и уехал оттуда и еще сколько бабок я с собой привез. Это больше напоминало слова Валентино, которые он сказал, вернувшись в Штаты: «Во всем мире я был героем, в Италии я просто еще один итальяшка». Здесь я просто еще один черномазый, а в Танжере это означает примерно то же, что и в Теннесси. Затем деловой партнер меня надул, завладев моей долей в компании, и я решил убраться оттуда и приехать в Марракеш, где, как я слышал, босс был почитай что настоящим черномазым и цветному джентльмену удалось бы прожить получше, чем на Севере. В общем, в итоге я наконец добрался туда — по суше, — заработав немного денег в пути. Я явился в город три месяца назад, и к тому времени у меня скопилось достаточно, чтобы открыть «Дворец кино» — там, где прежде находилась бойня на Джема-эль-Фна, неподалеку от мечети Кутубия
[666]. Все было перестроено. Поверь мне, Макс, это самый роскошный маленький театр за пределами Касабланки. Мы открылись в июне, и бизнес выстрелил. Я тебя не разыгрываю, Макс, мы могли заработать целые кучи долларов, и берберские горцы держали всех прочих ребят в стороне. Я нашел альтернативу. Поверь, «Ас среди асов» круче заклинателей змей и тысячных пересказов «Али Бабы и сорока разбойников». Местные ребята заплатят хорошие деньги, чтобы посмотреть кино. Любое кино! Черт побери, не имеет значения, что говорят муллы, они все равно туда идут. Мне требовалось только прикрывать лавочку в самые большие религиозные праздники и проверять, чтобы сеансы не совпадали со временем молитв. Пять шоу в день, с утра до ночи, семь дней в неделю, и каждый раз полный сбор. Одни и те же парни приходили снова и снова. Эти люди не поверят, что получили максимум от истории, пока не услышат ее раз сто. Они никогда не уставали от наших «промежуточников»!
