Отсутствие энтузиазма со стороны режиссеров постоянно разочаровывало Эсме, а я все еще не добился такого влияния, чтобы заставить какого-нибудь студийного босса признать ее талант. По правде говоря, я не думал, что актерское ремесло — подходящее занятие для моей милой, которая была слишком чувствительна для такой жизни. Любя Эсме, я считал ее стремление к огням прожекторов всего лишь пустяком; я понимал, что она никак не сможет справиться с популярностью, добившись успеха, а ее подлинное призвание — это роль домашней маленькой девочки, которая хочет только заботиться о своем обожаемом муже, о своем «папике», как она иногда называла меня, и гладить его рубашки. Некоторое время она даже пыталась вызвать у меня ревность, намекая, что ею заинтересовался еврей Чаплин, прославившийся исключительно за счет педофильских наклонностей. Но все девочки, которым благоволил Чаплин, появлялись в его фильмах, а Эсме так и не предложили контракт. Арбакль умер как опозоренный мученик, а его честолюбивые конкуренты достигали все больших успехов. Лично я вообще не сочувствовал маленькому коммунисту. Он никогда не вызывал у меня смеха. Я сказал ему это прямо в лицо однажды на вечеринке у Нормы Толмедж. Он ответил, что как-нибудь переживет.
— Вы мне, по правде сказать, тоже не кажетесь забавным, — таков был его бессмысленный ответ.
Я, в конце концов, не комик! Какой mensch! Какое mishegass!
[147] Что можно сделать с такими людьми?
Когда был подписан и утвержден контракт с «Делюкс», я зажил великолепной, разнообразной жизнью; меня окружала красота, я наслаждался всевозможными удовольствиями. В «Метро-Голдвин-Майер» и «Парамаунт» города строились за считанные дни; целые страны были сотворены моей фантазией и моими руками, словно я сам обрел дар великого Вора — казалось, мне достаточно просто потереть медную бутылку, и я освобожу безграничную власть, получу тысячу рабов и миллион воинов, подчиняющихся моим приказам! Самые красивые женщины мира, носившие экзотические изящные одежды и костюмы разных эпох, украшали сотворенную мною вселенную, и многие из этих женщин считали меня привлекательным. В первых своих ролях на «Фоксе» я постоянно угрожал женщинам и никогда не достигал цели, но за кадром все обстояло совершенно иначе. Те голливудские девочки были весьма извращенными. По крайней мере, одну-две ночи они находили мой экранный образ очень привлекательным и хотели, чтобы я был бессердечным существом, которое Бак Джонс или Хут Гибсон пристреливали в последней части, — а раз они этого хотели, я иногда старался им угодить. Это «безумие Валентино» стало, с готовностью признаюсь, желанным облегчением; я смог отдохнуть от отеческой роли в отношениях с моей прелестной невестой. Теперь я вижу, что моя жизнь напоминала жизнь Фауста после того, как Мефистофель стал его слугой. Многие мои вечеринки походили на оргии Вальпургиевой ночи. Использовалось столько стимуляторов и наркотиков, что я сохранил лишь самые туманные воспоминания о мягкой плоти, о спутанных волосах, о потной коже, о драгоценностях и разорванных шелках. Я получал все, чего желал, и даже больше. Мне исполнилось только двадцать пять лет. Откуда мне было знать, что я вот-вот попаду во власть дьявола? Сатана уже тогда обретал могущество, и в тридцатых годах Голливуд стал просто средством пропаганды для евреев-социалистов. Ах, Гете, почему мы не услышали твои слова вовремя?
5 мая 1925 года я приступил к съемкам на «Делюкс»; я впервые играл главную роль — в сериале «Белые асы». Звездой там считался Бадди Браун
[148] в роли смелого молодого английского аса, но именно Макс Питерс, игравший его друга, отважного русского летчика графа Топольского, так блеснул в первой части, что в пятой, «Шпионы с небес», «Ас» Питерс был упомянут в титрах наравне с Брауном. В те дни серии-короткометражки неоднократно использовали, чтобы заполнить паузу в десять или пятнадцать минут, пока настраивали другой проектор для главной картины; так что публика знала звезд сериалов так же хорошо, как Валентино или Свенсон
[149]. Очень скоро моя зарплата достигла ста десяти долларов в неделю, и я снова стал летчиком — в десяти сериях «Рыцарей воздуха», где возглавлял отряд джентльменов-добровольцев в битве с немецкими ордами; затем последовали «Рыцари воздуха спешат на помощь», пятнадцать частей столь же отважных битв против новых врагов Америки, иностранных деловых кругов и их преступных марионеток. Дальше были трехчастные картины «Ас из асов», «Асы в небе», «Асы и короли»; везде я играл опытного летчика, демонстрируя все свои познания. Я был слишком ценным актером для студии, поэтому полетами занимались другие люди (большей частью использовали архивные кадры, чтобы сэкономить деньги), хотя в кабине я, конечно, появлялся, а на экран за моей спиной в это время проецировались битвы и все прочие события и создавалась замечательная иллюзия реальности. А потом была моя первая главная роль в вестерне. Я сел в седло, став героем «Ковбоя в маске» — чрезвычайно успешного «промежуточного» проекта из десяти частей; публика потребовала новых приключений ковбоя, а мое полускрытое лицо сделалось известнее лиц Ла Рока или Купера
[150]! Лессер, кажется, столкнулся с затруднениями; коллеги из «Метро-Голдвин-Майер» подозревали его в «сокрытии доходов», поэтому, по его словам, следовало выжимать как можно больше денег. Мы начали снимать по две или три части в день — и завершали сериал меньше чем за неделю! То были бурные времена! Вдобавок Голдфиш прислал мне письмо, в котором говорилось: ему нравится мой сценарий, но он чувствует, что кто-то чуть более сведущий в английском должен отшлифовать текст. Он предложил мне еще тысячу долларов, которую я решил принять, — вот так мои «Красная королева и белый рыцарь» в конце концов оказались фильмом «Пародия» с Рикардо Кортесом, Барбарой Бедфорд
[151] и, по моему предложению, Лоном Чейни в главных ролях. У меня все еще хранится статья об этом; я нашел ее несколько лет назад, когда занимался подержанными вещами. В журнале «Пикчегоуэр» мой фильм назвали важной для нашего времени историей; автор рецензии полагал, что Чейни сыграл одну из своих самых трогательных ролей — Сергей Заячья Губа, крестьянин, наделенный умом и моральной силой, любит героиню издалека и в конечном счете умирает, защищая ее честь от красноармейцев. В «Фотоплей» написали, что напряжение «выдержано удивительно». Я всегда чувствовал, что меня немного предали: автором сценария был назван «Уолтер Симэн». Но к тому времени, я полагаю, он уже научился у Голдфиша приписывать себе чужие работы! Я никогда не видел фильма, хотя много раз отправлял запросы на Би-би-си и в Национальный дом кино. Мне даже осмелились заявить, что картины никогда не существовало, хотя я посылал им копии журнальных вырезок. Они ответили, что немые фильмы интересны только ограниченной аудитории. По крайней мере, этому я могу поверить. Вкусы публики окончательно испортились — Левант обрел в Голливуде второй дом. Я благодарен за то, что смог почувствовать атмосферу золотого века прежде, чем Мефистофель захватил город, как турки захватили Константинополь в 1493‑м. И тогда евреи из Испании хлынули туда потоком, высланные великим христианским королем и церковью, решившими прижечь раны своей страны и избавить ее навеки от тлетворного влияния евреев и мусульман
[152].
