Но в этой картине есть свои теневые стороны. Сульпиций Север вынужден напомнить, что при разделе земель евреями левитам не досталось наделов: «теперь же слуги церкви заражены корыстью, они жаждут земель, расширяют свои домены, жадны к золоту, продают, покупают, ищут наживы всяческими средствами». В своих сочинениях он постоянно противопоставляет добродетель св. Мартина и египетских и сирийских отшельников — жадности, роскоши, суетности галльского духовенства, и многие места его сочинений являются яркими и едкими сатирами. По его словам, бескорыстный епископ является исключением. Св. Мартин указывает на Павлина Трирского как на «единственного, кто в наше время исполняет правила Евангелия». Сульпиций Север, правда, имеет предубеждение против аристократического епископата, но, несомненно, многие епископы являются придворными угодниками. Своими распрями, интригами и пороками они смущают и бесчестят Церковь, вызывая насмешки врагов.
Эта относительная порча духовенства была неизбежна: слишком связанное с миром, оно испытывало его влияние. Поэтому благочестивые люди приходили к выводу, что устоять против зла можно, только уйдя от общества, отказавшись от земных благ. Отсюда — быстрые успехи монашества. Оно родилось в Египте. Возможно, что Афанасий Александрийский, изгнанный в Трир, ввел его в Галлию в середине IV века. Около 386 года здесь существует группа аскетов. Близ Пуатье и Тура св. Мартин основал монастыри. Жития отцов Фиваиды, написанные Руфином, стали популярны на Западе, воспламенили воображение и возбудили мистические настроения. Египет представляется святой землей христианской жизни. В одном из диалогов Сульпиция Севера его друг Постумиан рассказывает, что он провел три года на Востоке, посетил египетские монастыри, чтобы видеть, «как там цветет христианская жизнь, видеть мир святых, уставы монахов, чудеса, которые Христос явил слугам своим». Слушатели жадно внимают ему.
Кассиан, упоминавшийся нами ранее, содействовал укреплению успехов монашества. Родившись, очевидно, на юге Галлии, он посетил знаменитые монастыри Востока. В начале V века он основал в Марселе два монастыря — мужской (св. Виктора) и женский. На него смотрели, как на хранителя аскетических традиций. В 417 году по просьбе Кастора, епископа Апта, он написал свои «Монастырские Установления», где старается приспособить к употреблению галлов правила восточного монашества. Это странная книга, где кажется, что аскетический идеал ставит задачей не освятить и возвысить человека, а убить его личность, его ум, волю и сердце. В «Вечерях Отцов Пустыни» он больше занимается монашеской теологией и моралью. Это как бы «Подражание Христу» V-гo века — более сухое, лишенное тех высоких порывов души, которые составляют красоту сочинения Фомы Кемпийского, но проникнутое также идеей религиозного совершенствования и изысканием средств к его достижению.
Начало было положено. Вскоре Гонорат, член знатной языческой семьи, обращенный в христианство, по возвращении своем с Востока поселился на одном из островов Леринских, «пустынном, полном ядовитых змей». Со всех сторон к нему явились последователи; «лагерь Господень» был раскинут. Время от времени Гонорат покидал Лерин, отправлялся завоевывать тех, о чьих достоинствах довелось ему слышать II, «торжествуя, приводил свою добычу в пустыню». Часто у отшельников не хватало средств к существованию, зато всегда было довольно веры. Однажды Гонорат дал бедняку последнюю золотую монету и сказал своим ученикам: «Так как наша щедрость не может более ничего дать, то, несомненно, уже приближается некто, приносящий нам нужные деньги». Вокруг на Иерских островах возникают другие монастыри, группирующиеся вокруг Леринского. «Лерин, — говорит Евхерий, ученик Гонората, — принимает в свое милосердное лоно всех, кто спасся от крушения житейских бурь. Он принимает с любовью их, еще взволнованных грозами мира, чтобы они перевели дыхание под тихою сенью Бога». Но не всех удерживает он у себя. Большинство становится владыками Церкви. Отсюда вышли: сам Гонорат — епископ Арля, Иларий — его преемник, Евхерий Лионский, Луп — епископ Труа, Цезарий Арльский, Максим и Фавст — епископы Рие и много других.
В остальной Галлии стали также быстро множиться монастыри: около Вьенны (Гриньи), на острове Барб близ Лиона, в Реомэ (Мутье-Сен-Жан), в Юре (Сэн-Клод), в Турени (Лош), в Пуату (Сен-Жуэн, Сен-Мексэн) и т. д. Но, несмотря на все почтение, которое вызывала жизнь средневековых аскетов, в Галлии поняли, что их образ жизни не может быть усвоен без ограничений. Уже ученики св. Мартина, когда им говорили о вареном зелье и ячменном хлебе, которым питался один африканский отшельник, отвечали: «Может быть, киренеянину этого довольно, он по необходимости или от природы привык ничего не есть, но мы, галлы, не можем жить, как ангелы». Сам Кассиан признает, что надо «считаться с особенностями климата и человеческой слабости». Кроме того, эти люди, отказавшиеся от мира, часто вмешиваются в него, проявляя тщеславие и корыстолюбие. Один из собеседников, выведенных Сульпицием Севером, после восхваления добродетелей египетских отшельников говорит: «Кто из нас не возгордится немедленно, если ему поклонится бедняк, если женщина обратится к нему с пошлой лестью? Пусть он даже сознает, что он не святой, но если из угодливости или по ошибке с ним обходятся, как со святым — он начинает себя считать им… Если ему посылают богатые подарки, он хвалится, что Бог одаряет его своими щедротами, и что он во сне получает необходимое для жизни. Человек, не отличающийся ни добрыми качествами, ни добрыми делами, становясь священником, облачается с священные одежды, надувается, когда ему кланяются, начинает показываться всюду. Кто прежде ходил пешком, теперь с гордостью велит возить себя на покрытых пеной рысаках. Кто довольствовался тесной кельей, строит себе обширное, великолепное жилище… выпрашивает у милых вдов и у девиц, своих приятельниц, богатые платья»… Уже начинаются жалобы на распущенность, указывается на необходимость карать непослушных монахов.
Стремление к религиозной жизни рано распространилось среди женщин и особенно девушек, которые «хотят, по примеру мудрых дев, стать невестами Христа». На одной трирской эпитафии одна «дочь Господня» восхваляется за то, «что она поклонялась Богу во все дни своей жизни и во всех своих действиях соблюдала заповеди Спасителя». Надпись сделана одной из ее подруг Леей, которая «связана была с ней узами любви и религиозным рвением». Основываются многочисленные женские монастыри. В 506 году собор Агда запрещает строить их вблизи мужских, «во избежание козней диавола». Учителя церкви внушают страх к женщине, отвращение к ее красоте: «прелесть плотская вянет, как цветок полей». Они восхваляют девство. «Девство славно, — говорит св. Мартин, — брак только извинителен». Они стремятся даже разрывать супружеские связи и убеждать мужа и жену уйти в монастырь. Создаются поэтические легенды, прославляющие в браке общение душ, свободное от телесной связи.
