Когда новые пришельцы утвердились на земле Галлии, их отношения к прежнему населению приняли иной характер. Нужно было отвести им определенное место на земле и приступить к разделу. В разных местах хронисты сообщают об округах, которые отведены были варварам в Галлии, «при разделе с местными жителями». Точные документы от V века сообщают нам основания этого раздела, принятые у вестготов и бургундов
[319].
В эпоху Империи, когда отряды располагались на постоянное жительство, их расквартировывали у жителей. Это называлось «гостеприимство» (hospitalitas). Хозяин доставлял гостю пропитание и предоставлял ему треть своего дома. Это положение, которым варвары пользовались на римской службе, послужило образцом для новых разделов, но теперь оно было применено к земле. Бургунды сперва взяли ⅓ рабов и ⅔ земли. Впоследствии эти условия смягчились. Леса были разделены, также как и пахотные земли. К этому разделу применялся еще старинный термин «гостеприимства». Земля, которую получал поселенец, называлась sors, что означало просто участок, а не намекало на жеребьевку. Вестготы также получили ⅔ земель галло-римлян. Варваров ошибочно представляли в роли фермеров у прежних владельцев. Они сами распоряжались своими землями, передавали их по наследству, и даже в известных случаях могли их отчуждать. Бургундский закон означает именем consortes (совладельцы) старых и новых обитателей, выражая этим, во всяком случае, совладение, если не полное владение.
Эта частичная экспроприация облеклась в законные юридические формы. В этом смысле можно сказать, что «тут не было ни нашествия, ни завоевания», а только бедствие, похожее на то, которое обыкновенно производит нашествие и завоевание. Разделы иногда сопровождались насилием. Хроникеры сообщают, что когда Аэций отвел аланам часть земель галло-римлян, — последние воспротивились этому, и аланы выгнали их и захватили землю. Но в общем, прежнее население подчинилось разделу. Кроме того, экспроприация постигла не всех собственников. Сравнительно с прежним населением, вестготов и бургундов было немного: сперва им отвели участки из государственного домена — из пустующих земель, остальные размещались на землях крупных собственников. Они пострадали больше всего, но та треть, которую им оставили, была еще достаточно велика. По мере того, как оккупация устанавливалась, сами варварские короли стали стремиться к предупреждению эксцессов, могущих раздражать население, среди которого они жили. Павлин Пеллейский, которого вестготы изгнали из Бордо, в конце V века жил в Марселе на остатки своего состояния. Один гот прельстился его имением подле Бордо и пожелал «купить» его. Он послал Павлину сумму денег, которою тот удовольствовался, хотя она была ниже действительной стоимости имения. В V и VI веках галло-римская аристократия еще живет в своих виллах, пользуясь относительным спокойствием.
В конце концов, установившиеся соседские отношения содействовали примирению. Соседи знакомились, начинали помогать друг другу. Суровый нрав варваров смягчался. Эти грубые люди, когда их не увлекал гнев или страсть к грабежу, не были злы. Бургунды в особенности отличались добродушием, трудолюбием, мирным нравом. Сидоний Аполлинарий принимал их в качестве «гостей». Они оскорбляют его вкусы, его галло-римское самолюбие, он смеется над «этими семифутовыми великанами, с волосами, напомаженными прогорклым маслом, пахнущими луком и чесноком», но он ограничивается жалобами, что их присутствие выгоняет муз. Правда, следует прибавить, что «хозяева» не всегда решались писать всю правду. В одном письме к друзьям тот же автор рассказывает о празднике, справлявшемся вблизи Лиона у гробницы св. Юста. Там засиделись в долгих беседах, «но не говорили ни о властях, ни о налогах. Тут не было ни удобной обстановки, чтобы откровенничать, ни предателя, чтобы вызвать на это». На юго-западе вестготы больше не пугали население. «Готский мир» имел своих сторонников. Благородные римляне поступили ко двору короля и пользовались его милостями. «Варвары, — пишет Орозий, немного времени спустя после нашествия готов, — тупят свои мечи, обращаются к плугу. Они держат себя, как союзники, как друзья римлян, земли которых они заняли; со своей стороны, многие римляне предпочитают жить среди варваров в бедности, но на свободе, чем — в тисках налогов, под опекой римских чиновников». Павлин Пеллейский дождался того, что его сыновья покинули его и вернулись в Бордо, где они, по его словам, надеялись жить свободнее, хотя там пришлось делить землю с варварами.
На севере утверждение франков имело сперва насильственный характер. Завоеватели отодвинули прежних жителей к берегам Мааса, где последние, под защитой «Угольного Леса», образовали то валлонское население, которое так сильно отличается от фламандского нравом и языком. Поселившиеся в западной Белгике франки противостояли всякому христианскому влиянию. В рейнской области франки вынудили переселение галло-римских обитателей к Вогезам и Арденнам. Страна одичала. Большинство епископств исчезло. В VI веке понадобились новые миссии, чтобы восстановить христианство в этой области.
Все эти потрясения еще больше увеличивали власть церкви над умами. Когда гибло все, что было славного и дорогого, смятенный дух искал опоры в началах, которые возвышали бы его над превратностями судьбы. Церковь воспользовалась этим нравственным кризисом; она внушала уверенность, что Бог поражает людей, чтобы их спасти, и утешала их, сравнивая их страдания со страданиями Христа. Эти чувства ярко выражены в одной поэме, которую некий христианин посвятил своей жене, чтобы убедить ее уйти вместе с ним от мира. Ни одной жалобы на бедствия, гнетущие общество. «Проходящий гость в жизни», он восхваляет тех, «которые умели не сделаться ее рабами и избегли суетной мудрости мира». Укрепленный прежними бедствиями против новых ударов судьбы, он не боится изгнания: «мир — общее жилище для всех». Вся его надежда — на Бога, сделавшего его «гражданином иного отечества». Другой защищает Провидение от ропота, который могли бы вызвать бедствия эпохи. Тому, кто оплакивает «свои невозделанные поля, покинутые фермы, сожженный дом», он отвечает, что ему больше следовало бы плакать над состоянием своей души. «Служитель Божий не теряет ничего при гибели этих благ, которые он презирает». Павлин Пеллейский, наполовину разоренный, благодарит Бога, который, лишая земных благ, научил его искать только вечных. Все это — не только общие места. Эти верования укрепляли души, но они делали их слишком безразличными к самым несчастьям. Часто удивляются, почему население, довольно еще многолюдное, не лишенное ни оружия, ни средств, так легко подчинилось шайкам, обыкновенно немногочисленным, которые занимали страну в силу часто фиктивного договора с императором, почему сопротивление было так слабо. Может быть, одну из причин такого поведения следует искать вовсе не в трусости, в которой его несправедливо обвиняли, а в наставлениях Церкви, в диктуемой ею покорности судьбе.
