Этот брак создал славу Сигеберту, и Хильперих стал завидовать брату. Сам он был женат на Аудовере, потом оттолкнул ее и жил в разврате, под влиянием служанки Фредегонды. Но после свадьбы Сигеберта он изгнал ее и послал просить руки старшей дочери Атанагильда, Галесвинты. Условились насчет приданого. В свою очередь, Хильперих подарил жене, в виде wittimon, брачного дара, южные города и области. Галесвинта приехала в Галлию и сперва пользовалась любовью мужа, «так как принесла богатые сокровища». Скоро, однако, ему наскучила кроткая подруга, он вернулся к прежней любовнице, и в одно утро Галесвинта была найдена задушенной в постели. Вскоре король женился на Фредегонде и велел убить Аудоверу.
Сигеберт хотел начать войну, чтобы отомстить за смерть свояченицы, но Хильперих, как бы искупая убийство, по германскому обычаю, уступил Сигеберту области, данные им жене. Война, однако, все же вспыхнет впоследствии и продолжится с некоторыми перерывами от 573 до 613 года.
Какова была ее настоящая причина? Объясняли ее соперничеством двух женщин, Брунгильды и Фредегонды. Быть может, их взаимная ненависть обострила эту долгую распрю, но трудно думать, что она ее создала. Искали объяснения этих распрей в расовой вражде западной, романской Франции, где царствовал Хильперих, и восточной — принадлежащей Сигеберту, где преобладал германский элемент. Хотели видеть в этой войне намечающееся соперничество Австразии и Нейстрии
[356]. Но в эту пору мы вовсе еще не чувствуем разницы между австразийцами и населением царства Хильпериха. В северной его части массами сидели германцы. С другой стороны, города Сигеберта: Реймс, Туль, Мец окружены были галло-римским населением. Хильперих и Сигеберт получили одинаковое воспитание. Междоусобные войны не коренились в противоположности этих областей, но они сами создали эту противоположность. Вражда Австразии и Нейстрии не существует в VI веке, но она возникнет в VII, как следствие вечной борьбы
[357].
Истинная ее причина — честолюбие королей, которые стремятся увеличить свои королевства. К этому присоединяются интриги знати, которая требует у своего короля почестей и богатств, и в случае отказа изменяет ему. Короли всегда находят в царстве своего врага поддержку в лице недовольных представителей знати. Только время от времени тот или иной король понимает опасность этой политики и стремится противопоставить знатным союз королей.
Войну 573 года начал тот же Хильперих. Он бросился на Аквитанию и три года опустошал ее. В свою очередь, Сигеберт призвал германцев, которые также грабили, жгли и убивали. Сигеберт одержал победу и торжественно вступил в Париж с Брунгильдой и детьми. Приближенные Хильпериха провозгласили королем Сигеберта, но во время церемонии два раба нанесли победителю удары скрамасаксом, в выемку которого Фредегонда влила яд.
II. Междоусобные войны до убийства Хильпериха (575–584)
[358]По смерти соперника Хильперих вернулся в Париж. Верный герцог Гундовальд спас пятилетнего сына Сигеберта, привез его в Мец и в день Рождества провозгласил королем. Брунгильда и ее дочери остались в плену. Отныне Хильперих мог дать волю своим фантазиям. Это был типичный меровингский деспот. Честолюбие и жажда богатства — его главные страсти. Чтобы увеличить свою сокровищницу, он обременял народ налогами. Особенно ревниво относился он к церковным богатствам и часто повторял: «Наша казна обеднела, и наши богатства отошли к церкви. Епископы одни царствуют». Он уничтожал завещания в пользу Церкви и отнимал у нее то, что дал ей его отец. Он добывал деньги всеми Йутями, продавая епископство тому, кто больше даст. Он воевал с братьями и племянниками, чтобы добыть земель и денег. В довершение всего, это был обжора, пьяница, развратник, человек исключительной жестокости. «Нельзя вообразить себе мерзостей, каких бы он не проделал». После возмущения в Лиможе он подымал на дыбу священников и аббатов. «Кто пренебрежет нашим приказанием, — так заканчиваются обыкновенно его указы, — тот будет наказан потерей глаз».
Вместе с тем, он смягчил в пользу женщин суровые законы своего времени и установил их право на наследование в известных случаях земли и всегда — на наследование движимости после мужа. Он рационалистически мыслил о Боге: он не допускал Троичности, отрицал разделение Высшего Существа на Отца, Сына и Св. Духа, и в своем эдикте повелел, чтобы люди, не упоминая в молитвах Св. Троицы, молились единому Богу. «Я хочу, чтобы вы так верили», — говорит он Григорию Турскому и другим прелатам. Только энергичный отпор с их стороны заставил его уступить. Он желал управлять грамматикой и ввел четыре новые буквы из греческой азбуки: для о долгого, th свистящего, ае и w. Эта реформа применялась не для выражения германских звуков (Хильперих презирал германский язык), а для начертаний латинских слов. Особым указом предписано было учить детей по новой методе II, смыв старые рукописи, переписать их с добавочными буквами.
Этот варвар был исполнен уважения к римской цивилизации и сочинял латинские поэмы по образцу Седулия. Его стихи называли «хромыми»; они полны были ритмических недочетов, что не мешало Фортунату восхвалять его поэтические таланты: «Regibus aequalis, de carmine major haberis». Он даже сочинял гимны со словами и музыкой. Наконец, по римскому примеру, он любил игры цирка и построил их два: в Париже и Суассоне. Но со всем тем Хильперих был суеверен: не веруя в Троицу, он верил в предзнаменования, в мощи, в заклинания. Совершив преступление, он спешил прикрыться какой-нибудь благочестивой плутней. Однажды он вытащил из убежища св. Мартина Турского одного из своих врагов. Он пишет просьбу святому, убеждая его санкционировать это деяние, кладет ее на гробницу, а рядом — белый лист для ответа. Когда он, нарушая клятву, вступает в Париж, он велит нести перед собой многочисленные реликвии. Он приписывает смерть детей Фредегонды колдовству, и Фредегонда, с его согласия, велит схватить нескольких женщин, считающихся колдуньями, и сжечь их или задушить, тогда как Хильперих предает пытке префекта Муммола, обвиненного в соучастии с ними. Когда дети его умирают, он, который грабил церкви, осыпает щедротами базилики и нищих. Словом, это — полуцивилизованный варвар, испорченный самой цивилизацией, умный от природы, но капризный, фантастический и злой. Григорий Турский не клевещет, когда называет его Нероном и Иродом своего времени
[359].
