Когда кончался срок полномочий правителя, в каждой общине в совете декурионов происходило совещание, где обсуждались его деяния. Делегатам от курии в провинциальное собрание давались по этому вопросу императивные мандаты: требовать или суда над правителем, или выразить ему благодарность. В самом провинциальном собрании или сейме деятельность правителя подвергалась вторичному обсуждению. Иногда собрание вотировало похвальный декрет, постановку статуи; иногда воздерживалось от всякого выражения, что равнялось порицанию; иногда постановляло начать против него судебный процесс.
Все это происходило уже в его отсутствии, так как он должен был до истечения двух месяцев после отставки покинуть область. Но он мог быть уверен, что в своем преемнике он найдет адвоката. Эту роль налагало на него приличие и чувство профессиональной солидарности. Если все-таки дело получало ход, применялась следующая процедура. Избиралась депутация, которая представляла жалобу центральной канцелярии в Риме. Император решал, следовало ли давать ей ход. Если он склонялся к обвинению, то передавал дело своему трибуналу или сенату. Сенат возлагал на жалобщиков разъяснение дела, ибо, за отсутствием государственной прокуратуры, обязанность доказать обвинение лежала на самих истцах. Для этого им давался большой срок и большие полномочия. Состязание обставлялось очень торжественно. Провинциальные депутаты присутствовали и имели право слова, которое они чаще всего передавали «патрону провинции», обыкновенно крупному государственному сановнику. То был пережиток старинного обычая, в силу которого иностранцы, лишенные прав в Риме, выдвигали на суд вместо себя представителя — патрона из римских граждан. Нужда заставляла прибегать к этому и коллективные единицы, как город и провинции.
Начиная с Адриана, юрисдикция сената в подобных делах перешла к императору, т. е. его совету. Это не изменило ни самой процедуры, ни способа наказания виновного. Осужденный правитель исключался из сената или лишался навсегда права занять вновь место провинциального наместника, иногда его приговаривали к изгнанию и даже к ссылке и заключению на каком-нибудь пустынном острове. Эта последняя кара, связанная с конфискацией имущества и гражданской смертью, была самой суровой из всех, какие могли постигнуть человека высокого общественного положения (honestior). Но нам известны случаи, когда она действительно применялась к наместникам-вымогателям.
У нас есть очень ценное свидетельство о деятельности сейма Трех Галлий. Это — надпись на четырехугольном камне — пьедестале статуи одного из «жрецов Рима и Августа», Т. Сенния Солемниса, воздвигнутой в 238 году по P. X. за счет сейма. Камень найден был в деревне Вье, в Нормандии, на месте древнего города видукассов. Он долго хранился в замке Ториньи, откуда и получил свое название — «памятник» (или «мрамор») Ториньи. Теперь он хранится в музее Сен-Ло. Надпись, выгравированная на левой стороне камня, представляет копию письма Эдиния Юлиана, префекта претория и бывшего легата в Лионе к Бадию Комниану, прокуратору и временному наместнику провинции.
«Когда я, — читаем мы здесь, — управлял Лионской провинцией, я отличил в ней несколько превосходных людей, между прочим, этого Солемниса, происходившего из города видукассов и облеченного жреческим саном. Я любил его за его характер, за его серьезность, за честность и еще по одной причине. Когда мой предшественник Клавдий Павлин подвергся нападкам в собрании Трех Галлий со стороны нескольких членов, которые хотели жаловаться на него и собирались начать против него обвинение, как бы от имени провинции, Солемнис, о котором я говорю, боролся против такого предложения. Он восстал против него, заявляя, что его община, избирая его представителем, не давала ему подобного полномочия, а наоборот, могла сказать о правителе только похвальные слова. Следствием этого было то, что все отказались от обвинения. Потому-то мое уважение и дружба к Солемнису удвоились. Не сомневаясь в том, какой прием я ему сделаю, он навестил меня в Риме. Уезжая, он просил меня рекомендовать его тебе, и ты лучше всего поступишь, если отнесешься благоприятно ко всему, чего он желает».
С правой стороны камня находим письмо Клавдия Павлина, тогда уже легата Нижней Британии, к своему прежнему защитнику, показывающее нам, что он не забыл долг благодарности. Третья надпись на передней стороне камня от имени собрания Трех Галлий рассказывает нам карьеру Солемниса: пройдя весь ряд муниципальных должностей, он достиг административных постов на имперской службе, где немалой поддержкой для него было то могущественное покровительство, которое он приобрел.
В провинциальных собраниях хотели видеть зародыши представительного правления
[66]. Это повело бы нас к очень неточному суждению о них. Представительное устройство предполагает участие управляемых в управлении. Ничего подобного не было в этих собраниях. Они вмешивались в него только путем петиций, исход которых был случаен. Их право обвинения подчинялось санкции императора, т. е. произволу канцелярии. Во всем этом отсутствовали те гарантии, на какие претендуют современные общества. Провинциальные собрания не были в истинном смысле политическими учреждениями. Это, строго говоря, были ассоциации частного характера, из разряда тех многочисленных религиозных братств, статуты которых государство считало себя вправе одобрять, изменять, отменять. Конечно, они имели некоторое политическое значение: императоры обращались к ним с посланиями, сообщали им меры, которые могли интересовать провинцию, но это общение не представляло ничего правильного. Провинциальные сеймы не принимали никакого участия в событиях, волновавших Галлию в I веке. Не в Лионе, а в Реймсе собирались депутаты племен перед великим мятежом, и этот конгресс не имел ничего общего с тем, который собирался вокруг алтаря Рима и Августа. Точно так же последний незаметен среди смут III века. Ни Септимий Север, ни Альбин, ни Постум не искали его поддержки.
Верные своему происхождению, провинциальные собрания не пытались подняться выше намеченного им уровня
[67]. Это стремление могло бы родиться в обществе, жаждущем свободы, но свобода давно и надолго угасла в душе населения. Собрания установили полезное общение между государем и подданными, они реализовали максимум вольностей, совместимых с императорской теократией. Эти вольности все же были благом, и следует ценить добрую волю императоров, которые их даровали и поддерживали.
II. Государства или «Civitates». Волости или «pagi»
[68]Римляне застали Галлию разделенной на большое число племенных союзов, которые они называли civitates. Они ничего не изменили в этом территориальном делении. Галльские государства сохранили и после подчинения Риму свои границы, свою индивидуальность, свое особое существование. Так было, по крайней мере, в Трех Провинциях. Один отрывок из Тацита
[69] сообщает нам, что в Галлии было 64 народца. Их список имеется в таблицах греческого географа Птолемея. Мы его здесь воспроизводим:
