Книга История Франции в раннее Средневековье, страница 59. Автор книги Эрнест Лависс, Шарль Байе, Гюстав Блок, и др.

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История Франции в раннее Средневековье»

Cтраница 59

В одном любопытном эпизоде обнаруживается благоприятное ему настроение, по крайней мере, части населения. Некий Нумериан, простой школьный учитель из Рима, которому все эти шумные события вскружили голову, вздумал воспользоваться смутами. Он бросил своих учеников, отправился в Галлию, выдал себя за легата Севера и собрал отряды, оказавшие последнему важные услуги. Только по окончании войны он открыл свое самозванство императору и просил в награду только скромную пенсию. Это приключение, бросающее яркий свет на расстройство, охватившее Галлию, было бы совершенно непонятно, если бы имя Севера не было популярным среди большинства галлов.

Септимий вступил в Галлию через страну гельветов и секванов. Первые стычки кончились не в его пользу, но решительное сражение, произошедшее 19 февраля 197 года к северу от Лиона, дало ему победу. Альбин бежал в город и покончил с собой. Враг проник туда за ним. Тут, вероятно, в уличной битве и имели место те сцены грабежей и пожаров, о которых упоминает историк Геродиан, и которые явились первым ударом, нанесенным благосостоянию города. Север не щадил врагов, но с особенной суровостью обошелся он с членами противной ему аристократии. Ни в Лионе, ни в других местах он не совершил массовых казней [134]. Во всяком случае, спокойствие скоро было восстановлено, и памятником примирения явился алтарь, который был воздвигнут в это время в честь бога Митры за спасение императора и его близких; жертвоприношение, для которого он был воздвигнут, и тавроболические церемонии, связанные с ним, собрали огромную массу народа [135].

Ничто не удерживало теперь Септимия Севера в Галлии. Через месяц, 2 июня 197 года, в то время как его полководцы преследовали в Испании и Норике остатки вражеских ополчений, он вступал в Рим с блестящим триумфом, готовый довершить свое торжество уничтожением сената. Здесь, в курии, находились настоящие побежденные этой войны. Шестьдесят четыре сенатора подверглись обвинению в оскорблении величества и в соучастии в деяниях Альбина. Из них двадцать были казнены.

Септимий Север (193–211) развивал с большой настойчивостью идею Адриана. Враги, привязываясь к его пуническому происхождению и к выговору, от которого он никогда не мог отделаться, любили изображать его царствование в виде посмертного торжества Ганнибала и Карфагена. Это была клевета: никто лучше этого африканца не понимал и не ценил деяний римского гения. Но провинции давно делили в них заслуги Италии; было справедливо, чтобы они пользовались и его благами. Целью управления Септимия была ассимиляция Италии и провинции: эдикт сына его Каракаллы был применением тех же начал и их завершением.

Но эта политика неизбежно направлялась против сената, который при всем своем упадке воплощал, к несчастью, все, что еще оставалось от власти гражданства. Свершить нападение на сенат, довершить его непопулярность и разложение — значило снять последнюю преграду ко всемогуществу армии, а тем самым — подготовить ее разложение.

Римские историки упрекают Септимия Севера в разрушении дисциплины. Этот упрек кажется странным в отношении этого мощного властелина. II, однако же, он справедлив для дальнейшего хода событий. Система Септимия целиком опиралась, во-первых, на армию II, во-вторых, на чиновничий штат, набранный из всадников. Устранение сенаторов с чиновничьих мест следовало за падением сената как политического учреждения. А сам этот штат, все больше заполняемый отставными офицерами, собственно говоря, был эманацией и двойником той же армии, которая оказалась, таким путем, единственным базисом Империи. Еще немного — и она сочтет себя вправе располагать его по своему произволу. Военные нравы портились. Солдаты умели драться, но обычай наград — donativum, развившийся чрезмерно, разжигал их алчность. Опасность вскрылась в полной мере, когда исчез человек, который, неосторожно ее подготовив, был достаточно силен, чтобы ее сдержать. До сих пор только худшие императоры (отсюда следует исключить Пертинакса) гибли в мятежах. Теперь этой опасности скорее всего подвергается тот, кто честнее других. Едва только пытается он призвать свои отряды к исполнению долга — тотчас более честолюбивый поднимает их к мятежу против него, чтобы, в свою очередь, очень скоро быть низвергнутым самому новым заговором.

Армия, проникнутая таким духом, была гораздо страшнее для ее вождей, нежели для неприятеля. А в то же время Рим особенно нуждался в охране границ. На востоке вместе со вступлением Сассанидов на трон Кира в 227 году вновь пробудился религиозный и воинственный пыл старого Ирана. А из-за Рейна и Дуная шла новая гроза. Германия была спокойной со времен Домициана и Траяна. К концу II века она снова приходит в движение под давлением новых или малоизвестных до тех пор народов, которые отныне выступают на первый план. С воцарением Марка Аврелия, в союзе с маркоманами появляются лангобарды и вандалы, сильно напирая на линию Дуная. Готы вступают в столкновения с гарнизонами Дакии при Каракалле в 215 году. В 238 году они показываются на балканском полуострове. Недалек уже момент, когда они проникнут в самое сердце Македонии (251 г.) и вспенят волны Эгейского моря.

Все эти народы — северного происхождения. Они идут от берегов Балтики, от бассейнов Эльбы, Одера, Вислы. Движение, увлекавшее их от севера к югу, не могло не отозваться на Рейне. Давно уже Галлия не видела того, что ей пришлось увидеть при Марке Аврелии, — зрелища варваров, топчущих ее родную землю. Хатты, ринувшись на Рецию, не пощадили страны гельветов и секванов. Хавки вторглись в Белгику. Нашествие было отброшено легатом Дидием Юлианом, будущим императором, недолговечным преемником Пертинакса, прославившимся, однако, в качестве ловкого администратора и смелого полководца (174 г.). Более серьезная опасность принесена была аламаннами и франками. Первые выступают на сцену при Каракалле в 213 году — момент, когда на другом конце Европы появляются готы; вторых упоминают через 14 лет, в 241 году при Гордиане.

Франки растянулись по правому берегу Рейна от Северного моря до Майнца. Аламанны заняли пространство между Майнцем и Альпами. Относительно происхождения этих двух племенных групп возникает очень много сомнений. Ни та, ни другая не представляют ни особых племен, ни их федераций. Скорее всего то были военные ассоциации, ставшие в конце концов этническими индивидуальностями. Подобное явление трудно было бы понять в правильном обществе, но один обычай, сообщаемый Тацитом в его «Германии», позволяет нам объяснить его. Если кто-нибудь выделялся среди племени своей знатностью, честолюбием и мужеством — он собирал вокруг себя искателей приключений из своего и из соседних племен, привлекая их приманками военной славы и добычи, привязывая к себе клятвой верности. Он отрывал их от отечества, делая из них своих «верных», своих «товарищей». Эти военные братства, стоявшие как бы вне civitatis, могли в течение более или менее долгого времени расти, соединяясь друг с другом. Примером такого соединения является войско Ариовиста с разноплеменным составом. Естественно, что такая форма возобладала, когда воинственные инстинкты расы были возбуждены сильнее, чем когда бы то ни было. Так объясняется не только имя аламанов («людей всевозможного происхождения»), но и имя франков — намекающее на их бродяжество (warg, wrang) или на их силу (frak — храбрый).

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация