Сами по себе аламанны и франки не были страшны. Они не одолели бы большой регулярной армии. Но сила римского войска, подтачиваемая плохой дисциплиной, отвлекаемая гражданскими смутами, падала еще и вследствие ее численного уменьшения. Императоры, стремясь сократить расходы, сводили ее к минимуму, который под конец уже не удовлетворял действительной потребности. Армия, расположенная на германской границе, от 8-ми легионов дошедшая до 4-х, включала всего 20 000 легионеров и несколько тысяч воинов вспомогательных отрядов, на линии в 600 километров! Правда, она могла быть подкреплена другими отрядами, но гроза, шедшая в то же время из-за Рейна и из-за Евфрата, делала этот ресурс призрачным. Наоборот: истощенную рейнскую армию приходилось отвлекать частями на восток для укрепления границ от натиска готов и персов.
Кроме того, армии становятся менее подвижными благодаря обычаю местной вербовки, растущей массе обоза (impedimenta) и малочисленной плохой кавалерии. При всех этих условиях: растянутости границы, малочисленности и малой подвижности отрядов, смелый и ловкий враг, оперирующий малыми отрядами, получал значительные преимущества. Он был неуловим, благодаря быстроте своих переходов он легко проскальзывал сквозь сеть легионов. Пройдя этот барьер, он имел перед собой открытые города, мирное население без организованной защиты, без привычки к оружию, без инициативы. Так становятся возможными все учащающиеся вторжения, разорявшие Галлию задолго до конца римского владычества.
Первое нашествие аламаннов отброшено Каракаллой в 213 году. В нем жили еще качества отца, только огрубевшие и выродившиеся. Он унаследовал от него грубость характера, проявлявшуюся в животных страстях и диких поступках, но также его военные склонности II, до известной степени, таланты администратора и полководца. Золото, которое он рассыпал в завоеванных странах после побед, зажигало раздоры между побежденными и вербовало для него в их рядах воинов и друзей. Он окружал себя телохранителями из германских наездников и называл их своими львами. Он, как сообщает его биограф, неоднократно покушался на свободу и безопасность как отдельных лиц, так и целых общин Галлии, но он на двадцать лет обезопасил ее границу. У галлов он заимствовал ту обувь, которая дала ему прозвище
[136].
Александр Север (222–235) не пользовался симпатиями галлов. Его сирийское происхождение, склонность к восточным религиям отталкивали от него латинский мир. Ему приписывали намерение перенести на восток столицу Империи — предчувствие, зародившееся уже при Августе и оправдавшееся впоследствии!.. Во всяком случае, он был непопулярен в галло-римской армии. С возобновлением аламаннских вторжений он явился в 234 году из Азии с набранными там легионами, с которыми немедленно завязали ссоры рейнские легионы. Императора обвинили в пристрастии к соотечественникам, затем начали ставить ему в упрек предпочтение торговли войне, склонность к мистической философии II, наконец — строгость и требовательность в службе. Он был убит в окрестностях Майнца в марте 235 года. Он стремился к восстановлению гражданской власти и пал от руки солдат.
Мятежники провозгласили императором Максимина. Его качества, как и его недостатки, делали из него любимца этой пол у варварской армии. Варвар по рождению, он силой кулака пробился с низов общественной лестницы на ее вершину. Великан ужасного вида, грубый и жизнерадостный, способный военачальник, он блистательно провел кампанию, задуманную его предшественником. Как буря, он прошел страну аламаннов, двинулся в дунайские земли и обрушился на даков и сарматов (235 г.).
Он даже не просил у сената санкции на титул, захваченный среди смут. Оскорбленный сенат выдвинул своего кандидата в лице Гордиана, а по его смерти разделил верховную власть между Пупианом и Бальбином. В июне 238 года Максимин был убит своими солдатами, но в конце того же месяца оба избранника сената пали от руки преторианцев. Их преемником был внук Гордиана, ребенок, которого они должны были в самом начале своего правления признать своим наследником. У него нашелся прекрасный руководитель в лице Тимеситея, его префекта претория и тестя. Конец этого царствования (238–244) ознаменован ухудшением общественных бедствий. Тимеситей умер в 243 году в походе против персов; против Гордиана поднялась армия, подстрекаемая арабом Филиппом, которому удалось на пять лет захватить пурпур. Дунайские легионы выдвинули ему преемником своего начальника Деция, одержавшего несколько побед над готами, а в 251 году убитого в сражении, которое он проиграл благодаря измене наместника Мизии Требониана Галла. Этот последний заставил провозгласить себя императором. В 253 году его сверг Эмилиан — заместитель его в Мизии, разбив его в битве при Терни, но вскоре сам пал под ударами солдат, раздраженных его сношениями с сенатом. Его голова послана была Валериану, которого Требониан отправил за Альпы, чтобы привести на помощь германские легионы. Не ожидая исхода борьбы, Валериан повел собственную игру и добился признания себя императором отрядами Реции. Таким образом, мы вступаем в эпоху военной анархии и подходим к моменту, когда начнется расчленение империи.
II. Военная анархия. Галлия оторвана от Империи (253–273). Галлия после восстановлении римского единства (273–285)
[137]Что стало с Галлией после всех переворотов? Куда склонялись ее симпатии во время различных актов борьбы? Трудно ответить на такой вопрос. Очевидно, сенатской реставрации сочувствовали в той среде, которая 40 лет назад стала на сторону Альбина. Выдвинутые сенатом императоры были лично известны в Галлии: Бальбин, как наместник одной из ее провинций, Пупиан, как нарбоннский проконсул и позднее — легат одной из Германий. Это окружало его известной популярностью на Рейне. Некоторые из вспомогательных отрядов стали под его знамена в борьбе с Максимином. Правда, другие германские отряды сражались во враждебном лагере. И Тимеситей оставил о себе память в Галлии. По одной лионской надписи видно, что он был в разные сроки прокуратором патримония в Белгике и двух Германиях, правителем Нижней Германии, прокуратором Лионской провинции и Аквитании
[138]. Его покровительство было одной из причин той симпатии, какую галлы свидетельствовали юному Гордиану — если судить по множеству памятников, воздвигнутых в его честь, и особенно по тавроболу, устроенному в честь его в Лектуре.
