Жизнь снова потекла довольно нормально; по-видимому, благосостояние восстанавливалось. Опять и здесь монеты иллюстрируют скудные данные авторов: среди всеобщего упадка искусства чеканки здешние монеты остаются прежними не только по составу и ценности, но и по изяществу работы. Бронзовые монеты, фабриковавшиеся наскоро, довольно плохи, но серебряные содержат больше чистого металла, нежели монеты Галлиэна; золотые выдерживают сравнение с самыми изящными образцами прежних веков. «Возврат благосостояния», «благоденствие», «изобилие Августа» — таковы выражения, которые постоянно фигурируют на этих монетах вместе с соответствующими эмблемами, заключая в себе при всех преувеличениях большую долю истины.
Мы так же мало знаем о мирных трудах Постума, как и о его военных подвигах. Из надписей на могильных столбах видно, что он деятельно занялся исправлением дорог, испорченных вторжениями. Ему посчастливилось отвратить от Галлии чуму, опустошавшую римский мир. Все это увеличивало благодарность и любовь его подданных.
Во всех этих событиях хотели усматривать как бы возрождение и новое наступательное движение кельтской стихии. Это — чистая иллюзия. Монархия Постума менее всего была галльской, т. е. антиримской. Она не вдохновляется местными традициями и не думает воскрешать умершего прошлого. Двести лет тому назад в движении, вызванном падением Нерона, выступали друиды с проповедью священной войны за независимость. Теперь со всем этим давно покончено. Постум, как император, не отличается от Галлиэна. Он — август и верховный понтифик. Он принимает звание консула и считает годы царствования по годам возобновления своей трибунской власти. Неверно и то, будто он создал контр-сенат по образцу римского. Это было бы очень неудачным шагом: он имел друзей в Риме среди сенаторов, не прощавших Галлиэну того, что он запретил им вступление в армию. Оскорбляя их, он подорвал бы будущее своего дела и своей династии.
Чего, собственно, хотел Постум? Стать единственным императором, владыкой римского мира? Вряд ли. Он даже не пошел на Рим, подобно своим предшественникам, и хотя многое обещало ему успех, он ограничивается оборонительной тактикой. Дело в том, что в эту пору после долгого забвения снова воскресает идея, выдвинутая в аналогичных обстоятельствах мятежниками 70-го года: в момент, когда Империя распадается, Галлия сосредоточивается в себе и принимает меры, чтобы отстоять свою особую жизнь. Только огромное расстояние отделяет Классика и Сабина от галльского императора III в. Постум не мятежник против Рима, он не император Галлии; он — просто император. И если о настоящем можно судить по будущему, можно думать, что он стремился осуществить административный раздел Империи, с теоретическим сохранением конституционного единства. Такова была его цель. Эта идея висела в воздухе и не замедлила, как увидим, реализоваться. Mutatis mutandis его позиция напоминает позицию Констанция Хлора в системе Диоклетиана
[141], вплоть до географических границ их владычества. Оба властвовали над агрегатом стран, соединение которых пережило тетрархию и до конца Империи составляла одно целое под именем галльской префектуры. Соединение Испании и Британии с Галлией, подготовленное Альбином, было осуществлено Постумом II, разбитое его преемниками, восстановлено в новой форме административной единицы. Тут Галлия принимает роль, которую сохранит в IV веке. Отбив нашествие, она становится оплотом Империи, самым активным очагом римского патриотизма на Западе. Являясь географически связью между двумя своими соседками, она в культурном отношении стоит выше бедной и полуварварской Британии и превосходит Испанию энергией населения, которую развила в нем борьба и сознание опасности. Естественно, что она втягивала ту и другую в свою орбиту. Нарбоннская, наименее галльская из всех провинций, по-видимому, раскололась: север и запад, включая Вьенну, делят судьбы Галлии, но юго-восток остается связанным с Италией.
Можно пожалеть, что Галлиэн не пошел на соглашение, признав совершившийся факт, как он это сделал по отношению к Оденату, государю Пальмиры. Но Пальмира была далеко и составляла долю Валериана, тогда как на западе ему предстояло отомстить за погибшего сына. Уже это обстоятельство объясняет беспощадность борьбы, которая продолжалась несколько лет без определенного исхода. Наконец победа осталась за Постумом, который в 267 году отпраздновал десятилетие своего правления. Царство его простиралось от столпов Геракла до Каледонской стены. Он командовал одним легионом в Испании, тремя в Британии, тремя в Германии, не считая многочисленных варварских контингентов, преимущественно конных. Эти силы увеличились отрядами, приведенными Викторином. Он восстановил спокойствие извне и изнутри. Бессилие Галлиэна обещало ему мирные дни; и однако он был накануне гибели.
Один историк обвиняет в ней непостоянство галлов
[142]. Справедливее было бы возложить ответственность на дефекты самого строя. Вознесенный солдатами, Постум обречен был их ударам тем фатальнее, чем он был к ним строже и требовательнее. И затем, откуда было брать donativum, если бы продлился мир? Постум разделил власть с сыном и дал ему титул цезаря, но личность молодого Постума не отвечала требованиям, которые предъявлял к ней его сан. Он больше любил книги, нежели войну; отличался особой склонностью к стихам и к риторике. Его сочинения впоследствии ценили так высоко, что поместили их в общем сборнике с Квинтилианом. Нужно думать, что он не протестовал, когда его отец, ища боле достойного товарища, возвел Викторина в звание августа. Но вожди не помирились с этим. Один из них, Гай Ульпий Корнелий Лелиан, возмутил Майнцский гарнизон. Постум подавил восстание, но солдаты-победители потребовали разрешения разграбить город. Он отказал и был убит вместе с сыном (267 г.).
Смерть Постума имела следствием новое движение германцев, которое Лелиану удалось отбить. Солдаты обманулись, рассчитывая найти в нем слабого, снисходительного начальника. Увидев, что они ничего не выиграли от перемены, они в 268 году убили его. Его заменил Марк Аврелий Марий, с которым покончили через два месяца. С исчезновением этих двух императоров, властвовавших, собственно, только над рейнской армией, главным повелителем Галлии остался Марк Пиавоний Викторин. Подобно целому ряду галльских императоров, это был человек немалых достоинств, к сожалению, со склонностью к разгулу. Она привела его к гибели. Один сановник, жену которого он обесчестил, возбудил против него восстание, и он погиб вместе с сыном-ребенком, которого провозгласил цезарем (268).
Во всех этих событиях играет заметную роль мать императора, Виктория или Викторина, которая сильно содействовала возвышению сына и сохранила свое влияние во все время его короткого царствования. Ее изображение появляется на монетах с эмблемой то Дианы, то Победы (Victoria), с легендой — comes augusti (товарищ августа), adiutrix augusti. Она сама усвоила титул augusta (августа) и mater castrorum (мать лагерей). Оба эти титула нередко носили в последнее время жены, матери, сестры императоров; и римляне все больше привыкали ко вмешательству женщин в государственные дела. Пример подавали им сирийские принцессы. Как раз в эту эпоху внимание всего мира привлекала Зиновия, наследница Одената, следившая с интересом и симпатией за деятельностью галльской августы. Это чувство вполне заслужила Викторина своей энергией и мужественным умом. Убийство ее сына и внука, зарезанных перед нею, несмотря на ее мольбы, не поколебало ее авторитета в глазах солдат. Нам сообщают, что от нее одной зависело захватить, вместе с пурпуром, действительную верховную власть. Но она отступила перед этим актом беспримерной смелости и задумала иное. Так как и галльская Империя погибала в военных революциях, то она решила искать опоры и спасения в гражданской власти.
