Если высшие классы избавлены от capitatio humana, зато они обложены специальными налогами, сверх поземельного. Декурионы платят aurum coronarium, которое выросло из добровольных приношений провинциалов вождям-победителям, впоследствии — наместникам провинции. В конце концов оно превратилось в правильный и обязательный государственный налог. Clarissimi (светлейшие) — т. е. члены сенаторского сословия платили aurum oblatitium — налог, аналогичный предыдущему, затем дополнительную поземельную подать — follis (мешок) или gleba senatoria (сенаторский слиток), в высоте которой соблюдались известные ступени. Clarissimi, возвысившиеся до претуры, облагаются очень сильно. Они должны организовать публичные игры в одной из столиц Востока или Запада. Тот же расход несут в своих городах муниципальные магистраты. В общем, нет ни одного крупного чиновника, который не платил бы за свое повышение. Продажа должностей есть источник обогащения казны, и где не действует честолюбие, там пускается в ход принуждение.
Крупное место занимают в этой системе повинности, являющаяся едва ли не самой тяжелой долей обложения. Довольно указать на барщины по ремонту дорог и иные работы того же рода, как поставки для почты, для армии, поставки лошадей, съестных припасов, одежды, материалов для оружейных заводов, не считая поставки рекрут, квартирной повинности, обязательства содержать императора, его свиту и всякого едущего по его приказанию. Все эти повинности лежат на земельной собственности, которая, будучи главным фактором богатства, обременена сильнее всего. Известные ремесленные и промышленные корпорации также обложены определенными повинностями. Корпорация судовщиков (navicularii) обязана доставлять суда для передвижений, имеющих государственное значение.
Центральное управление финансами находится в руках особого главноначальствующего «священными щедротами» (Vir illuster comes sacrarum largitionum — сиятельный муж комит священных щедрот), рядом с ним — заведовавшего императорскими имуществами (Vir illuster comes rerum privatarum — сиятельный муж комит императорских имуществ). Каждый из них располагает особым персоналом в провинциях: от комита щедрот в Галлии зависит заведующий финансами в Галльской или Трирской диоцезе, — rationalis summarum Galliarum и заведующий финансами во Вьенской диоцезе — rationalis summarum quinque provinciarum. Затем идут четыре praepositi thesaurorum (препозита казны) — в Лионе, Арле, Реймсе и Трире, и еще ниже прокураторы и управляющие имперских мануфактур и особенно монетных дворов Трира, Арля и Лиона.
Комит императорских имуществ (иерархически равный с комитом священных щедрот) имеет в своем распоряжении по одному rationalis в каждой диоцезе Галлии: rationalis rei privatae per Gallias и ration acisrei privatae per 5 provincias, no одному чиновнику в Германии 1-й и Секвании, где император владел обширными доменами (praepositus rei privatae per Sequanicum et Germaniam primam), наконец, прокураторов государственных заводов.
Все эти чиновники не составляют кадастра, не распределяют и не собирают налога. Этим прямо или косвенно заведуют префект претория, викарий, провинциальные наместники. Они только принимают в областные казначейства фонды, причитающиеся для отправления в фиск. Часть же сборов вливается в казну префекта претория (arca praefecturae), ибо он без верховного утверждения производит расходы по своей администрации и по содержанию военных сил в своем округе.
Расходы по управлению Империей были невелики сравнительно с расходами современного государства. Правда, нужно было содержать два пышных двора, нужно было кормить пролетариат двух столиц, разбрасывать золото варварам. Но зато армия была значительно меньше нынешних, и служебный персонал, при всей своей многочисленности, не достигал цифры чиновничества нынешних великих держав. Римской Империи не приходилось содержать ни дипломатического корпуса, ни педагогического персонала. Оно не имело государственного долга. Если приход можно измерять расходом, он также был не очень велик. С первого взгляда можно подумать, что тяготы населения не должны были являться обременительными. Однако, если верить показаниям авторов, податное бремя было тяжко
[162]. Если многое в их сетованиях можно поставить на счет декламации, то все же в них нельзя не признать большой доли достоверности.
Имеющиеся у нас данные не дают возможности точно определить размеры обложения. Возможно, что в принципе оно не превышало бы платежных сил населения — при нормальных условиях. Но разные предшествовавшие причины: смуты, неприятельские нашествия II, следствие всего этого, хозяйственное разорение делали фискальное бремя трудновыносимым. В 311 году Константин, проезжая через Отен, счел себя вынужденным простить пятилетние недоимки жителям его территории и уменьшить вчетверо их повинности
[163]: они все еще не могли оправиться от кризиса, который причинила борьба за единство Империи, выдержанная ими 40 лет тому назад. Многие, очевидно, потерями такие же бедствия и нуждались в таких же льготах. Грациан (367–383) снял налог со всей Галлии
[164]. Подобные милости становятся очень часты и ясно вскрывают то зло, к которому они являлись неизбежным и недостаточным коррективом.
Другое зло, поощряемое слабостью центральной власти, было взяточничество чиновников. Когда Юлиан в 356 году прибыл в Галлию, он нашел ее раздавленной, «задыхающейся» под фискальным бременем. Когда он покидал ее после четырех лет славного и благодетельного управления, ее податные тяготы были сильно уменьшены
[165]. Но ему пришлось сломить упорное сопротивление префекта Флорентия. Последний предлагал прибавить к нормальным налогам чрезвычайные поборы. Мера эта была во всеобщем употреблении и всюду имела самое печальное действие. Юлиан энергично отверг ее. Он доказал путем расчета, что она была бесполезна, и так как префект упорствовал и подал ему готовый эдикт для подписи — он с гневом схватил бумагу и растоптал ее. Налоги становились особенно невыносимыми благодаря способу их распределения и взимания, как о том свидетельствуют многочисленные жалобы. Не имея возможности участвовать в назначении податей и контролировать их употребление, подданные Империи видели в налогах не справедливую повинность, а тираническое вымогательство. Большая часть налогов уплачивалась натурой, т. е. в виде продуктов и барщин. Современное государство требует от подданных только денег. Тогдашнее требовало от них непосредственного участия в публичном служении доставкой нужных ему предметов или выполнением задуманных им работ. От земледельцев оно требовало долю жатвы и скота, от ремесленников — их произведений, от остальных — работы их рук и их материалов для своих сооружений или передвижений. Система эта порождена была монетным оскудением, возвращением к натуральному хозяйству. Она пришлась по вкусу администрации, работу которой упрощала, и получила особенное развитие с расширением практики фальсификации монет. Цена их падала иногда очень низко, а полезность предметов потребления и людского труда оставалась прежней, так что разность воплощалась всегда в выгоде для государства и убытке для подданных. Повинности в форме принудительных работ имели массу тяжелых сторон. Они были обременительны и в материальном, и в личном отношении, они отрывали человека от его труда, от его привычек и подчиняли его произволу чиновника. Неудивительно, что натуральные повинности огромной тяжестью лежали на населении, неудивительно, что они казались невыносимыми.