Мы знаем мало о внутренней организации муниципальных собраний поздней Империи. Кое-какие данные в этом смысле может дать album, открытый в Тамугасе
[194] и относящийся, вероятно, к 364 году, хотя он содержит много чисто-африканских подробностей и не может быть поставлен наряду с альбумом Канузия. Этот документ перечисляет, вслед за патронами из всаднического сословия, а также бывшими sacerdotes (жрецами) провинции — куратора, дуумвиров, фламинов, понтификов, авгуров, эдилов, квестора и под самый конец — экс-дуувиров. Стало быть, кроме почетных членов, он перечисляет только магистратов, жрецов и экс-магистратов. Он не называет ни одного из тех, которых раньше именовали praetextati или pedani, и которые теперь являются куриалами в широком смысле слова. Куриалы делят повинности курии, но не фигурируют в списке собрания, и если и присутствуют на заседаниях, то пассивно и молча. Что касается права сидеть, то, судя по кодексу Феодосия, оно предоставляется декурионам «заслуженным», т. е. прошедшим все магистратуры
[195].
Одно положение того же кодекса
[196], датированное 409 годом, сообщает о существовании в Галлии класса principales (принципалов), вероятно, тождественных «заслуженным» и также тем, кого называют primores (первейшие) или primates (одни из первых). Это — те, кого надписи ранней Империи называли omnibus honoribus functi (занимавшими все посты). Они занимают первый ранг в курии, и хотя число их меняется, мы не знаем, как отличить их от так называемых decem primi (десяти старшин), которые также стоят во главе курии, несут самые тяжелые повинности и самую большую ответственность за сбор налога.
Торжествующее христианство ввело в собрание нового члена, — епископа, который не замедлил занять в ней доминирующее положение, наряду, а часто и выше самого важного гражданского сановника, т. е. уже не куратора к концу IV века, a defensoris (дефензора) civitatis.
В этом учреждении дефензора особенно сказывается глубокое расстройство имперской администрации, ее злоупотребления и бессилие правительства их подавить. Валентиниан первый изобрел в 364 году этот вид посредников между населением и мелкими и крупными агентами власти, которые его угнетали. Главной задачей defensoris civitatis была защита населения против требований фиска. Ни один налог не взимался без его согласия. Он был весьма независим, так как назначался прямо императором или претором, из лиц, не принадлежащих к муниципию — из сенаторов, или по крайней мере, из perfectissimi (перфектиссимов совершейнейших). Государство, таким образом, искало вне себя самого защиты против требований своих чиновников и своей собственной слабости. В ту же эпоху были созданы аналогичные институты дефензоров сената, по двое в каждой провинции, для защиты привилегий сенаторов, дефензоров духовенства, дефензоров колонов… Все это только проявления того общего факта замены государственного воздействия специальным покровительством, который характеризует разлагающиеся общества. Только здесь государство, пытаясь бороться с частным покровительством, создает покровительство публичное.
Сенаторам скоро надоела должность, которая косвенно вела к куриальным тяготам, а при добросовестном исполнении навлекала на них злобу сильных. Кончилось тем, что дефензор занял место среди муниципальных магистратов, правда, во главе их. С 387 года его начинают избирать на 5 лет из среды принципалов, при участии всех классов общества, равно заинтересованных в выборе защитника, — новое доказательство, что принципиально императоры не были враждебны муниципальным вольностям. Но при таких условиях он имеет мало авторитета для властей. Он представляет только своих сограждан; он — только один из куриалов, поглощенный заботами местного управления, которые в конце концов захватят его целиком. Ему дали известные судебные полномочия, прежде принадлежавшие дуумвирам. Это ускорило и удешевило судопроизводство по менее важным делам. В качестве мирового судьи он оказал известную пользу, но это была не та, на которую рассчитывали, устанавливая эту должность.
Глава IV.
Крушение Диоклетиано-Константиновой реформы. История Галлии от Диоклетиана до Феодосия
[197]Люди, реорганизовавшие государство после смут III века, возлагали на эту реформу надежды, которым не суждено было сбыться. Она протянула на одно столетие существование Империи, но не могла исцелить ее язвы и упрочить ее. Новая эпоха будет повторением предыдущей: те же нашествия, — менее опустошительные до того момента, когда они снова разрастутся и поглотят все; те же внутренние распри; те же узурпации честолюбивых вождей, — а сверх того, еще богословские споры, раздирающие христианское общество, и интриги восточного двора, подпавшего под влияние евнухов и сераля.
Галлия играет в истории этой эпохи очень важную роль. Нашествия, подтачивавшие ее благосостояние, принесли ей известную пользу. Среди кризиса, грозившего разложением римского единства, ее значение выросло. Ее смелая инициатива, услуги, оказанные ею делу цивилизации, великое государство, которое она создала и поддерживала единоличными усилиями, — все это поставило ее на особое место. Она представляется самым живым членом и как бы третейским судьей всего Запада. В ней подготавливаются решительные перевороты эпохи. Отсюда отправляется Константин, чтобы ниспровергнуть языческие алтари, и Юлиан, — чтобы их восстановить. Среди общего упадка Галлия — самый прочный бастион Империи и самый яркий очаг латинской культуры. Ее солдаты последними бьются под римскими знаменами, ее риторы и поэты воплощают последний блеск умирающей литературы. До конца она хранит веру в судьбы Рима. Она верит в Вечный Город накануне его падения. Ее римский патриотизм не исключает очень живого чувства местной независимости. Полная сознания своей силы, привыкшая быть резиденцией императоров, она желает иметь таких, которые были бы ей по сердцу. Она их возводит и низводит, сообразно своим симпатиям и капризам, с той быстротой и изменчивостью, которую так часто ставили в вину французской нации.
