II. Лион — столица Галлии
[203]
Если преобразование Нарбоннской Галлии связано с падением Марселя, то основание Лиона открыло новую эру для остальной Галлии.
Колонизация Нарбоннской задела много местных интересов. Ограбленные туземцы сдерживались, пока был жив Цезарь. Его смерть и возобновление гражданских смут придало смелости недовольным, тем более, что опора колонии — ветераны Цезаря были отозваны на театр войны. Движение вспыхнуло во Вьенне. Поселившиеся здесь римляне вынуждены были бежать. В другое время этот бунт не остался бы безнаказанным. Лепиду на юге Нарбоннской, Мунацию Планку на севере, казалось, довольно было мановения руки, чтобы двинуть свои армии и смыть в потоках крови оскорбление, нанесенное римскому имени. Но обстоятельства внутренней политики придали делу иной ход. Аллоброги стали на сторону сената: правда, они сильно страдали под его управлением, но значение великого переворота, совершавшегося в Риме, ускользнуло от их взгляда, а так как ненавистные для них ветераны Цезаря объявили себя против его убийц — то этого было довольно, чтобы туземцы перешли в противоположный лагерь. Поэтому сенат посмотрел сквозь пальцы на поступок вьеннцев и только постарался вознаградить изгнанных колонов. Вместо того, чтобы идти к Лепиду, в округ которого они входили, последние беспорядочной толпой двинулись к Мунацию Планку, который был ближе. Ввиду этого сенат поручил устройство их обоим вождям, а так как вскоре Лепид, перешедший на сторону Антония, был объявлен вне закона, то исполнение декрета пало на одного Планка. Таким образом, в 43 году (между июлем и ноябрем) была основана колония Лион.
Он не забыл вражды, окружавшей его колыбель. Когда столетие спустя, в смутах, сопровождавших падение Юлиевой династии, Вьенна высказалась за Виндекса и Гальбу, лионцы, остававшиеся верными Нерону — после его смерти примкнули к Вителлию, и Вьенна, предназначенная в добычу солдатам Валента, избавилась лишь при помощи большого выкупа. Только долгий мир эпохи Антонинов стер окончательно следы старой вражды.
Планк еще при жизни видел рост посаженного им семени, и в надписи, начертанной на великолепной могиле, которую соорудил для себя в Гаэте, увековечил память об этом. Подозревал ли этот ловкий интриган, что это единственное плодотворное дело его шумной жизни — дело, достойное ученика Цезаря и сотрудника Августа? Нет путника, который, остановившись на высотах лионского Фурвьера, не залюбовался бы открывающейся великолепной панорамой. Эта удивительная обсерватория давала римлянам не только зрительное наслаждение. Здесь, в этом умеренной высоты плоскогорье — они угадали, как говорит Страбон, центральное укрепление, акрополь Галлии. И доныне значением своим Лион обязан выгодам географического положения. Каковы должны были быть они для него в те времена, когда Пиренеи, с одной стороны, Альпы с другой — стояли стенами, почти без дорог, прорезанные редкими ущельями. Долины Роны и Соны — направо соединяющиеся с Рейнской, налево — с долиной Соны, были единственной дорогой с юга на север. Лион, поставленный на полпути, держал ключ того таинственного мира, куда Рим начинал только проникать силой своего оружия и своей культуры. Для победителей, пришедших от берегов Средиземного моря и уже овладевших странами, которые оно омывает — только здесь и могла быть столица Галлии: отодвинутая к северу, она потерялась бы в окружающем варварском мире. Опираясь на Нарбоннскую провинцию, она имела оттуда материальную поддержку II, связывая ее с тремя другими, получала от этого очага лучи, которые, в свою очередь, рассеивала по всем направлениям, по всем путям, которые открывались из нее.
Было ли населено раньше место, избранное Планком? Вероятно — да, судя по тому, что оно имеет и галльское имя Lugudunum (Лугудунум), сокращенное в Lugdunum (Лугдунум). По одной гипотезе, это слово означает — «гора Луга» (эту гипотезу подсказало новым ученым отождествление ирландского Луга с галльским Меркурием); по другой, которая высказана в трактате, ложно приписываемом Плутарху — «гора воронов». Последняя, по-видимому, оправдывается свидетельством памятников. На нескольких медалях, представляющих основание Лиона, изображен с одной стороны гений колонии, с хартией основания в одной руке и колосьями — знаком изобилия — в другой. Внизу изображен ворон. Его же мы находим на монетах сегузиавов, из территории которых был выделен Лион. Через два с половиной века он снова появится на монетах Альбина. Очевидно, древние толковали Lugudunum из lugu — ворон. Может быть, обе гипотезы могли бы быть примирены установлением отношения (еще не доказанного) между символической птицей Лиона и эмблемами бога Луга. Замечено, что ворон — вещая птица по мнению древних, часто соединяется на их памятниках с рогом изобилия, означая «предвещание богатства». Из этой связи идей новая колония получила имя Colonia Copia Lugdunensis, имя, пластически иллюстрируемое на терракотовых медальонах в виде гения Лиона с рогом изобилия. Позднее прибавлен был еще эпитет Claudia в честь императора, который родился в Лионе и всегда свидетельствовал ему свое благоволение.
Город вырос почти мгновенно, как можно судить по древнейшим его памятникам: это — ряд могил, разрытых 12 лет тому назад вдоль прежней via Aquitanica (Аквитанской дороги), нынешней Трионской улицы. По своей архитектуре, по характеру надписей они, несомненно, относятся к веку Августа. Собрав мысленно валяющиеся вокруг обломки, мы можем снова восстановить на их основаниях эти разрушенные сооружения, они представятся двухэтажными постройками с венчающим их фонарем. Таковы могилы, где покоятся первые лионцы, изгнанники из Вьенны, или их сыновья. Тут мы поймем замечание Страбона, что уже в начале царствования Тиберия Лион является после Нарбонны самым населенным и значительным городом Галлии. Конечно, он никогда не сравнялся с великими метрополиями Востока: Александрией или Антиохией. Римский Запад, только что приобщенный к городской жизни, не знал этих огромных муравейников, свойственных странам старой культуры.
Только после страшного пожара 65 года, из которого город поднялся еще более прекрасным и цветущим, начинается быстрое разрастание Лиона. В нем можно усматривать два или три города со своеобразным лицом.
Первый, оставшийся главным, высился на холме. Стена, окружавшая его, описывала дугу, концы которой упирались в утес Пьер-Сиз и в нынешний квартал де-ла-Карантен. В этом пространстве, на узких и людных улицах, поднимающихся в гору, скучены были все официальные здания. Время снесло их без остатка. Замечательно, что столица Галлии сохранила меньше всего следов этого периода своего прошлого. Если из почвы, со дна рек вырыто громадное количество надписей, которыми переполнены галереи в Palais des Arts (Дворец искусств), то монументальные памятники почти отсутствуют. До сих пор почти единственными остаются развалины водопроводов. Их было четыре. Из них «водопровод Пилата» разворачивает линию аркад не менее длинную и грандиозную, чем водопровод Фрежюса. Вместе с описанными ранее могилами, которые перенесены теперь на Шуланскую площадь, они составляют все, что осталось от старого Лугдуна. В известной степени можно восстановить топографию города. В центре опорная стена поддерживает террасу, на которой раскинулся форум. Он существовал еще во времена Людовика Благочестивого и назывался Forum vetus, — откуда имена Forviel, Forviedre и Fourviere. Ниже скрываются обширные субструкции. Стволы колонн, обломки мрамора, яшмы, порфира, собранные здесь двести лет тому назад, указывают на какое-то великолепное жилище, быть может, дворец императоров. Оно стояло среди роскошных садов. Рядом с ним находились монетный двор, казармы 17-й городской когорты, praetorium, а ниже, в подземелье — темница. В этом мрачном помещении держали исповедников новой веры в 177 году по P. X.
[204]. Недавние раскопки обнаружили окружность амфитеатра, на котором совершилась развязка драмы, самой знаменитой в анналах рождающегося христианства.