Отен больше не поднялся после этой катастрофы. Тщетно Констанций Хлор и его сын сделали все, чтобы уплатить долг благодарности, которой обязана была Империя за все эти жертвы. Они всячески старались облегчить бедствия населения, восстановить здания, возвратить популярность школам. Упадок был непоправим и имел более глубокие причины. Старый престиж эдуев мог обусловить создание нового города у подножия их oppida, милость императоров поддерживала его, но все это могло обусловить только короткий расцвет. Местность, в которой находился Отен, была слишком изолирована, малодоступна, мало приспособлена к промышленности и торговле. Впрочем, «кельтский Рим» и в своем упадке сохранил нечто от своей прежней физиономии, от своих славных дней. Он остался приютом изящного, образованного общества. Еще любовались массой его укреплений, хотя и полуразрушенных и неспособных защищать его. Но Авзоний уже не упоминает его среди главных городов Галлии.
Чтобы добраться до сколько-нибудь значительного центра за Отеном, нужно было проделать долгий путь через огромный лес, перерезаемый Ионной. Прежде всего мы достигли бы маленького города Автессиодур (Оксерр), а затем Агендик — Санса, самого значительного в области Сены, как свидетельствуют богатства его музея и длина ограды, за которой он скрылся в эпоху нашествия варваров. Во время дробления августовых провинций Санс стал столицей Лионской 4-й II, стало быть, метрополией Парижа — отношение, долго еще удерживавшееся в церковной иерархии.
Столица паризиев, город Lucotecia (Люкотеция), латинская Лютеция (Париж) заставляет говорить о себе только в последние дни Империи. Блеснув на момент во время войн за независимость, благодаря совещаниям, которые в нем устраивал Цезарь, и особенно благодаря сражению, происшедшему у его ворот, город снова погружается в неизвестность на три с лишним столетия. Между тем в это время он продолжает расти и меняться, о чем за отсутствием документов рассказывает нам его почва. До римского завоевания Лютеция сосредоточивалась на Острове. Здесь под хорами Собора Парижской Богоматери найдены были алтари, воздвигнутые при Тиберии братством nautes (корабельщиков). Итак, старейший памятник города отмечен именем знаменитой корпорации, давшей городу свою эмблему и зародыш муниципальных учреждений, так как, по всей вероятности, мы имеем право признать в средневековой Ганзе — mercatores aquae Parisiaci (речные купцы Парижа) эпохи Людовиков VI и VII — более или менее прямых наследников nautes (корабельщиков) Тиберия. Их глава и получил в середине XIII века звание купеческого прево, которое впоследствии носил Этьен Марсель. Итак, очевидно, с самого начала Париж обязан был своему положению на узле обширной водной сети — главными элементами своей жизненной деятельности.
Вскоре он перешел за реку, удаляясь от болотистых равнин правого берега (на характер которых намекает нынешнее имя квартала Марэ), и притягиваемый зеленеющими склонами, которые мягко спускаются к Сене, и кульминационная точка которых, гора Lucoticius (ныне св. Женевьевы) стала колыбелью нового города — точнее, предместья. Путник, идущий в Лютецию с юга, направлялся большой дорогой от Орлеана (ныне — улица Сен-Жак, под этим именем долго остававшаяся главной артерией левого берега), оставлял позади арки Аркейльского водопровода II, пройдя кладбище (открытое в 1873 г. на улице Николь), оказывался перед термами, — великолепным сооружением, построенным по инициативе или с поддержкой корабельщиков. Их эмблема, которая есть, вместе с тем, эмблема Парижа, изображена в корабельной корме, украшающей углы сводов. Направо, на восточном углу холма виднелся амфитеатр, ступени которого были открыты в 1869 году при проведении улицы Монж (Rue Monge), и который вместе с термами представляет единственный памятник римского Парижа. Он был сравнительно небольших размеров. От других зданий сохранились только субструкции, открытые там и сям при проведении улиц: субструкции цирка — на месте винного рынка (Halles-aux-Vins), театра — на возвышенности лицея Людовика Святого, роскошной виллы — в Люксембургском саду.
Развитие нового города не затмило Лютеции. Она сильно пострадала во времена галльского вождя Камулогена, сжегшего город, чтобы не позволить римлянам укрыться в нем. Но следы этой катастрофы скоро сгладились, и перестроенная по-римски, Лютеция осталась центром и сердцем civitatis. С ней сообщались по деревянному мосту (продолжение улицы Сен-Жак), проходя под триумфальной аркой, богато декорированные обломки которой найдены отчасти в северной части Острова под церковью св. Ландерика (Saint-Landry), отчасти в южной под госпиталем (Hotel-Dieu). Пройдя эту арку, путник оказывался на форуме (ныне паперть собора Богоматери). Он остался в Средние Века хлебным рынком и еще был окружен римскими лавками, когда Хильдеберт I воздвиг базилику, которую 600 лет спустя должен был заменить знаменитый храм Сюлли. Раскопки, произведенные в 1847 году в западной части форума, вблизи Сент-Шапель, обнаружили остатки огромного здания, настоящего дворца, архитектурные и скульптурные обломки, стены, украшенные живописью. Трудно сказать, чем было это здание в римскую эпоху; вероятно, местом, где останавливались члены императорской фамилии, что подтверждается и позднейшим его применением: короли первой и второй династии, начиная от Хлодвига, часто живали в нем. Таким образом, он является как бы колыбелью французской монархии. Капетинги установили в нем свою резиденцию. Людовик Святой велел его разрушить и поставил на его месте более обширное жилище. Филипп Красивый построил подле него парламент, и только Карл V покинул его и переселился в Лувр.
Второй деревянный мост, составляющий продолжение первого, вел на правый берег. Здесь, тотчас за предместьем, простирались болота, перерезанные дорогами с их линией могил; тянулся водопровод Пасси, а на горизонте — храмы Меркурия и Марса на Mons Martis (Горе Марса) (Монмартр).
Постройку терм и амфитеатра, а, стало быть, — расцвет Парижа приходится отнести ко II веку. Подобно большинству галльских городов, он развернулся свободно, среди глубокого мира, едва только смущаемого отдельной грозой варварских движений и их бессильными нападениями на границу. Подобно им, он оказался беззащитным, когда впервые плотина прорвалась и неприятельская волна разлилась по стране. Тотчас вслед за варварским вторжением начался бунт багаудов, последним оплотом которого был полуостров св. Мавра (Сен Мор). Легко представить себе, чем были для парижской территории опустошения этого двойного врага. Только с династией Флавиев снова настали лучшие дни для Галлии и для Парижа. Для него начинается настоящий расцвет. Мы не знаем, жил ли там Констанций Хлор, но Юлиан сделал его своей резиденцией, избрав своим жилищем Дворец Терм. «Я пробыл, — пишет он, — зиму в моей дорогой Лютеции, — так кельты называют городок паризиев. — Он расположен на реке, обнимающей его со всех сторон. С обоих берегов к нему можно добраться по деревянным мостам. Высота речного уровня меняется мало, оставаясь почти одинаковой во все времена года. Доставляемая рекой вода превосходна для питья. Зима здесь умеренная, что приписывается близости Океана и мягким парам, которые он посылает, так как, по-видимому, морская вода теплее пресной. На здешней почве произрастают превосходные виноградники и даже фиги. Эти последние, впрочем, приходится на зиму окутывать соломой, чтобы предохранить их от зимней стужи»
[215]. Юлиан прибавляет, что в тот год зима была суровее обыкновенного, что по реке шел лед, и жители топили печи в домах. Все это не переменилось со времен Юлиана и доныне, кроме культуры винограда и фиг и прозрачности Сены, которую тогда не заражали в верхнем течении отбросы городов, стоящих на ее пути, и которая не доходила до Парижа в виде сплошного скопления нечистот.
